Яна Темиз. Фантомная боль Ташкента.

Яна Темиз писатель,журналист,балетный либреттист,филолог-русист,преподаватель,автор наскольких учебных пособий, а также детективных романов: «Рай на земле»,»Сад камней». Колумнист русско-турецкого журнала «Компас-Pusula»
Живет и работает в Измире (Турция).

ОТ АВТОРА

«Звезда Востока» — это литературный журнал, издающийся в Ташкенте.
И недавно меня порадовали тем, что там напечатали мой рассказ… вернее, не то чтобы рассказ — что-то вроде эссе.
Получилось это, как всё в моей жизни: совершенно случайно и при этом абсолютно закономерно.
Однажды писатель Исажон Султон (его прекрасный рассказ «Рыба» был рядом с моим «Равновесием» на конкурсе в журнале «Лексикон», и мы познакомились и подружились) вдруг попросил меня написать о Ташкенте.
И я села и написала. В тот же день. Просто так.
Ни на что не рассчитывая и не надеясь: я же никогда не была в Ташкенте, хотя… это «хотя» сразу после просьбы Исажона застучало в моей голове, и… в общем, я очень рада, что попала на страницы толстого литературного журнала!
Спасибо, Исажон!
Когда-то я писала, что для меня каждый город — это сюжет.
Если не для романа, то хоть для небольшого рассказа. И вот — рассказ!

Яна Темиз
ФАНТОМНАЯ БОЛЬ ТАШКЕНТА
Эссе

Города как люди.
В них или влюбляешься с первого взгляда, или любишь неосознанно, как бабушку, или ненавидишь и уходишь от них навсегда, или привыкаешь и так и живешь – с нелюбимыми.
Есть города, которые мечтаешь увидеть. Кажется, знаешь о них всё, даже если никогда там не был. Париж, Петербург, Стамбул – возникают перед глазами знакомые (откуда?) силуэты – башни, купола, колонны… у каждого свой фантом, свой собственный тайный, вымечтанный Рио-де-Жанейро.
И, как миражи, как летучие голландцы, живут в нашем сознании эти города-призраки.
Для меня таким стал Ташкент.

— У москвички две косички, у узбечки двадцать пять! – важно декламирует московская первоклассница, маленькая я. И кружится по сцене, радостно демонстрируя все двадцать пять косичек.
Это было давно, очень-очень давно, в королевстве у края земли… в том королевстве было пятнадцать республик – пятнадцать сестёр, и маленькой мне это казалось чудесной сказкой, из тех, что я так любила читать.
И мой первый бал оказался праздником, где мне предстояло примерить на себя роль восточной принцессы – такой виделась мне неведомая, живущая в загадочном Ташкенте девочка-узбечка с двадцатью пятью косичками. Я немножко балерина, немножко сказочница, немножко актриса… я первоклассница из Москвы, на улице мокрый снег, в школу нужно носить серый мешок со сменкой, а сегодня еще и сумку с маскарадным костюмом.
Почему-то никто не хотел быть узбечкой: мои подружки соперничали за пышные короткие юбки, яркие вышитые жилетки и атласные ленты принцесс из ближайших королевств, а я… у меня есть своя волшебница, которая может превратить меня в любую принцессу – или, может быть, я уже тогда предчувствовала восток, который манит магнитом и вскоре покорит меня навсегда?
Бабушка шила – и несомненно была волшебницей. Уже во время примерки все наши гостьи из обыкновенных усталых женщин превращались принцесс – что ей стоит превратить и меня в восточную принцессу… «Я буду узбечкой!» — к облегчению учительницы поднимаю руку я.
Где и как раздобыла бабушка в снежной Москве начала семидесятых настоящую вышитую тюбетейку? И этот странный шелк с яркими узорами для недлинного халата? А для малиновых шаровар пришлось пожертвовать подкладкой старого атласного одеяла… нет-нет, я всё равно была настоящей узбекской царевной, никто бы не узнал в них подкладки – и старые шлепанцы, которые дома называли «старик Хоттабыч» были переделаны как-то так, что я чувствовала себя Царь-девицей.
Вот только косички – две у меня были свои, мы поделили их на четыре, потом на шесть, но я настаивала на двадцати пяти, я плакала и отказывалась идти в школу: я не могу быть узбечкой без ровно двадцати пяти косичек. И я их получила. Моя бабушка могла всё: косички были сплетены и пришиты к тюбетейке – что это было: конский волос? остатки шерсти? У нас было веретено, бабушка умела прясть… я и сейчас помню их наощупь – мои узбекские косички.
Я крутилась на сцене – и мне завидовали все русские сарафаны, молдавские юбочки, украинские ленты; мои косички летели, мой личный восток неумолимо приближался… как хорошо, что где-то есть волшебный город Ташкент, я вырасту и обязательно туда поеду.
Я ездила в Мурманск и Ленинград, в Волгоград и Одессу, я побывала во многих городах нашего тогда еще единого и немножко, наверно, волшебного королевства – Ташкент оставался мечтой, миражом, ускользающим оазисом в пустыне.
Да и из костюма я давно выросла, косички острижены, а бабушка умерла.

«Если ты хороший писатель, — сказал ты, – опиши… ну хоть вот узор на ковре! Только так, чтобы хотелось читать, не отрываясь, сможешь?»
Ковёр был тогда под самым носом: мы лежали на нем, и ворсинки были так близко, и я видела одну – неправильно черную среди белых. Черный завиток начинался чуть дальше – но одна ворсинка почему-то торчала здесь, бросаясь в глаза… нет, если встать, даже не встать, а чуть приподнять голову, ничего не заметно… и казалось, что нет ничего проще, как описать что угодно, хоть этот узор… почему нет?
Черный завиток и неправильная ворсинка – какой сюжет! И темный завиток волос на твоей шее… и я закрываю глаза, утыкаясь в него… какой прекрасный ковёр.
Бухарский – красно-коричневый, с орнаментом по мотивам «райского сада»: я гуляю вокруг центральной клумбы-медальона, я прохожу по его дорожкам, я влюблена в тебя – и в этот ковёр… мне хочется читать его, не отрываясь… поедем в Бухару? Или в Самарканд… знаешь, я с детства почему-то мечтала съездить в Узбекистан… у меня даже была тюбетейка с косичками… поедем? Пусть это будет ковёр-самолет…
Кажется, там же, рядом, изгибы вездесущей бардовской гитары, и ее цвет так подходит к тому ковру, и ты поешь про Бричмуллу, и Чимган освещает дорогу мою, и безумно прекрасен собою…
Узор, как на картинах Верещагина, восточный ковер нашей жизни – нет, ты так и не вплелся в мой узор, и на тот слёт с тобой поехала не я, черная ворсинка была случайной – надо ткать что-то новое, свой собственный орнамент… я всё равно когда-нибудь поеду в Ташкент.

— Смотри, что написано! — почти кричу я мужу. — Написано «Таш-кент»! Мы будем жить здесь? Почему Ташкент?!
— Не знаю, — пожимает плечами муж. — Так уж кооператив назвали — «Каменный город». По-турецки… да наверно, на всех тюркских языках это значит «каменный город». Здесь и будем жить, да.
— Знаешь, я всегда так хотела в настоящий Ташкент… но я не знала, что это значит «каменный город». Как красиво… как «Каменный цветок» из сказки… может, когда-нибудь мы?..
— Красиво, да… конечно, поедем когда-нибудь!
Но пока мы в Турции – тоже восток, ковры, минареты, слишком яркое для москвички небо, те самые или очень похожие орнаменты и узоры.
И постоянные встречи с людьми, для которых «Ташкент» — не мечта и не город-призрак: для кого-то – хореографическое училище, для кого-то детство в эвакуации, для кого-то солнечная юность… а у меня – только двадцать пять косичек и несбывшийся ковёр-самолет.

Существует ли тот Ташкент, куда я так хотела поехать?
Я смотрю на фотографии – современный город тонкой тканью накинут на старый Ташкент. Несколькими слоями – каждый со своим узором и орнаментом – накрывает любой город время.
Иногда кажется, что ткань времени рвется, проступает другой слой… появляется город-мираж, манящий и удаляющийся, город-призрак, город-символ – с его узорчатыми башнями, арыками, цветущими садами.
Город – как узор на старинном ковре, повторяющийся мотив в орнаменте моей жизни.
…Старый город
Тихонько живет в каждом городе мира.
Старый город –
Лишь повод вернуться туда,
Где когда-то любила.
Старый город
Есть в каждом из нас, он невидим, внутри:
Минареты, арыки, чинары, углы, фонари.
Старый город везде –
Даже там, где его уже нету.
Он снесен –
Но в мы всё же тоскуем по Старому Свету.
Старый город прекрасен всегда.
Он чужим не бывает.
Старый город
Секреты хранит и старинный мотив напевает.
Без прикрас
Его стены, старинная кладка, развалины башен.
Навсегда
Эти улочки, пыль и ворота – всё в памяти нашей.
Я вхожу в старый город, как в свой –
Ну и пусть не из детства
Моего эти лестницы – нет,
Никуда от него мне не деться:
Старый город – любой –
Нас упорно к себе возвращает
Старый город нас ждёт.
Не зовёт, да и не обещает
Нам чудес.
Он молчит, но однажды, случайно
Находим мы повод –
Как с небес –
Чтоб пойти и найти
В любом месте земли
Для себя только свой
Старый город.

…И я пишу свой бесконечный узор, тку свой ковер из букв и слов, и из некоторых вдруг получаются балеты или музыка, или орнамент стихов.
Я заплетаю косички своим дочкам: старшая, средняя, младшая – у москвички две косички, приговариваю я, у узбечки двадцать пять, и Узбекистан представляется им сказочным королевством, с узорчатыми коврами и восточными принцессами. Сколько же их было у меня – заплетенных мною косичек? Явно больше двадцати пяти.
И я опять хочу в Ташкент… кажется, это неизлечимо.
Миражи, фантомы и призраки сильнее нас – и безумно прекрасны собою.
Мне кажется, он тоже полюбил бы меня – этот где-то, конечно же, существующий город Ташкент…

Источник: ya-exidna.livejournal.com

(Tashriflar: umumiy 70, bugungi 1)

Izoh qoldiring