Скромность и смирение Джорджа Оруэлла и его творчества состоит в осознании того, что говоря правду, он не всегда добивается результата. Показ уродливости наших решений и наших поступков не ведет автоматически к их исправлению. Мы так и будем принимать отвратительные решения, так и будем наполнять мир безобразием, делая это до скончания века. Говорить правду — не значит менять мир к лучшему. Это значит — сохранять нашу гуманность и человечность в мире, который всегда будет далек от совершенства.

Литературное творчество и разоблачительная деятельность
Морган Мейс

Джордж Оруэлл не был политическим мыслителем, это точно. Да, он писал книги, такие как «1984» и «Скотный двор». Это политические книги. Или, если точнее, это эксперименты политического мышления в литературной форме. Оруэллу нравилось размышлять о тоталитаризме. Он создавал художественные сценарии типа «1984», чтобы обдумать и понять логику тоталитаризма, понять, как этот тоталитаризм работает. Свои очерки он также довольно часто писал о политике. Он размышлял, возможно ли создать порядочный социализм после краха социализма реального, который существовал в Советском Союзе.

Источник силы произведений Оруэлла — это честность его высказываний о поступках и мотивах людей, принимающих решения в запутанном и хаотичном мире. Наверное, лучше всего будет сказать, что Оруэлл размышлял о политике, не будучи политологом. Ему плохо удавалось рассмотрение политики с удаленной, объективной точки зрения с целью выяснения ее общих законов. Вот почему одним из лучших его политических очерков стал рассказ об убийстве слона в Бирме. Это был рассказ о самом Оруэлле.

В молодости Оруэлл служил в колониальной полиции в Бирме. Он работал на британскую корону. Это было в 1920-е годы. Британская империя еще правила многими частями Восточной Азии. Оруэлл быстро понял, что для большинства бирманцев он является символом угнетения. Его оскорбляли молодые буддистские монахи, у которых, казалось, было «одно-единственное занятие — устроившись на уличных углах, глумиться над европейцами». Это беспокоило Оруэлла, который был чувствительным молодым человеком, не очень-то стремившимся демонстрировать свою власть полицейского. Короче говоря, он ощущал огромную вину за то, что является крошечным винтиком в имперской машине Британии. Это чувство вины вызывало у него злость, а злость разрывала Оруэлла на две части. Он писал, что ему некуда было деться «с одной стороны … от ненависти к Британской империи, чьим солдатом я был, а с другой — от ярости, вызываемой во мне этими маленькими злобными зверьками, стремившимися превратить мою службу в ад».

Но вот как-то раз в поселке, где служил Оруэлл, обезумел рабочий слон, начавший крушить все вокруг. Одного человека он растоптал до смерти. Туземцы обратились к Оруэллу. Это он должен был поддерживать порядок. Оруэлл послал за винтовкой для охоты на слона и вскоре отыскал разбушевавшееся животное на поле неподалеку. Он смотрел, как слон мирно поедает траву, и ему «казалось, что тот представлял не большую опасность, чем корова». Желание стрелять в это огромное животное у него полностью пропало. Оруэлл хотел оставить слона в покое и отправиться домой. Но у него за спиной собралась огромная толпа примерно в 2000 человек. Он чувствовал их взгляды на своей спине. Оруэлл знал, что люди наблюдают за ним и ждут, когда он застрелит слона. Он понял, что вынужден будет сыграть свою роль. Будучи имперским полицейским, он был обязан выполнять свой долг. Если он ничего не предпримет, толпа засмеет его. А такая перспектива была для Оруэлла невыносима.

Он выстрелил в слона. Потом выстрелил снова — и снова. Даже когда он расстрелял все патроны из винтовки и из другого ружья калибром поменьше, животное продолжало жить, медленно умирая в мучительной агонии. Оруэлл ушел. Потом он узнал, что прошло полчаса, прежде чем слон умер. В последующие дни убийство слона стало темой бесконечных споров — правильно это было или нет. У обеих сторон были свои, и довольно весомые аргументы. Но рассказ Оруэлл завершил так: «Я часто задаюсь вопросом, понял ли кто-нибудь, что мною руководило единственное желание — не оказаться посмешищем».

Это последнее предложение постоянно преследует меня с тех самых пор, как я много лет назад прочитал рассказ Оруэлла. Оно не отпускает меня из-за своей трагичности и правильности. Оруэлл ставит нас на свое место. Стоя в поле с мощной винтовкой, он не думал о соответствующих законах и о правильности своего поступка. Он не думал о хозяине слона. Не думал, насколько этот слон ценен для всей деревни. Не думал о причиненном им ущербе и даже об убитом им человеке. Оруэлл пишет: «Сам я был несказанно рад свершившемуся убийству кули — это означало с юридической точки зрения, что я действовал в рамках закона и имел все основания застрелить животное». Оруэлл убил слона по одной-единственной причине. Он выглядел бы дураком, если бы не сделал этого. А выглядеть дураком Оруэллу не хотелось. Для него это было невыносимо.

* * *

Всякий раз, когда я вижу разоблачителя АНБ Эдварда Сноудена, я думаю о юном Джордже Оруэлле, стоящем на поле в Бирме. Тот факт, что Сноуден кажется хрупким молодым человеком, лишь усиливает эти ассоциации. Сноуден бледен и худощав. Во время интервью у него часто начинает дрожать голос. Подобно Оруэллу в истории со слоном, он похож на человека, попавшего в ловушку неприятной ситуации. У него есть неприятные факты, которые он может нам показать. И он знает, что бывает с гонцами, несущими плохие вести.

В своем первом интервью, данном Гленну Гринуолду, Сноуден назвал себя инженером по системотехнике и консультантом ЦРУ и АНБ. Этакий рабочий парень из рабочей среды. Но занимаясь системным анализом, он сумел увидеть более масштабную картину, чем это удается большей части сотрудников разведки. Сноуден понял, что масштабы слежки шире, чем он себе представлял. Он увидел, что АНБ собирает информацию на всех и повсюду, включая граждан США. И ему в голову пришла простая мысль. Сноуден сказал Гринуолду: «Я ничем не отличаюсь от других. У меня нет специальных навыков. Я просто обычный парень, сидящий изо дня в день в кабинете и наблюдающий за происходящим». А потом заявил: «Пусть общество решает, правильные эти программы и действия, или неправильные».

Сноуден решил обо всем рассказать, потому что ему было невыносимо знать о масштабах ведущейся слежки (понимая при этом, что люди ни о чем не догадываются). Это самая сильная часть из его показаний. Прежде всего, он хотел, чтобы все увидели и узнали то, что видел и знал он. Ему хотелось, чтобы публика увидела нечто уродливое, нечто пугающее. Сноуден говорит, что нам будет трудно смотреть на вещи, которые мы не желаем видеть. Он признает, что результат от его разоблачений может оказаться прямо противоположным тому, на что он надеялся. Он сказал:

Больше всего в плане последствий от этих разоблачений для Америки я боюсь того, что они ничего не изменят. Люди узнают из СМИ обо всей этой информации. Они узнают, на что идут власти в своем стремлении получить неограниченные полномочия в одностороннем порядке и усилить контроль над американским и мировым обществом. Но они не захотят идти на необходимый риск, не захотят выступить на борьбу за изменение ситуации, не захотят заставлять своих представителей действовать в их интересах.

Максимум, что может сделать Сноуден, это представить материал. Максимум, что он может сделать, это пролить свет на темные места. Поступив таким образом, он разоблачает себя. Он становится объектом насмешек, неприязни, возмущения и смеха. А это нелегко.

В 1948 году Оруэлл написал эссе, которое озаглавил «Писатели и Левиафан». Там он пишет: «В политике не приходится рассчитывать ни на что, кроме выбора между большим

и меньшим злом, а бывают ситуации, которых не преодолеть, не уподобившись дьяволу или безумцу. К примеру, война может оказаться необходимостью, но, уж конечно, не знаменует собой ни блага, ни здравого смысла. Даже всеобщие выборы трудно назвать приятным или возвышенным зрелищем». Не нужно, продолжает писатель, приукрашивать неприятное зрелище. Делать ужасные вещи, даже во имя добра, это одно. Делать ужасные вещи, называя их добром, это совсем другое. Здесь исключается один важный шаг. Можно сказать, что все творчество Оруэлла является попыткой сохранить этот важный шаг. Стремление говорить правду проистекает у Оруэлла из желания показывать нам наши решения в их истинном виде, во всем их безобразии. Он заставляет нас смотреть. В конце эссе «Писатели и Левиафан» Оруэлл заявляет, что хороший писатель «свидетельствует о происходящем, держась истины, признает необходимость свершающегося, однако отказывается обманываться насчет подлинной природы событий». Заметьте, Оруэлл здесь не утверждает, что правдивые высказывания предотвращают войны или совершенствуют всеобщие выборы. Он просто заявляет, что нам крайне важно не обманываться насчет подлинной природы всеобщих выборов.

А теперь давайте еще раз вспомним тот рассказ про слона. В реальной жизни Оруэлл действовал из страха, из трусости, из чувства эгоизма и заботы о своих интересах. Затем он заретушировал все эти отвратительные поступки и мотивы, сказав себе и другим, что поступил правильно и сделал то, что должен был сделать. Оруэлл написал свой рассказ, чтобы снова взмутить воду, показав все уродство произошедшего и боль от случившегося. В рассказе про слона Оруэлл нажимает на спусковой крючок и «почти тут же — казалось, пуля не могла столь быстро достигнуть цели — со слоном произошла таинственная жуткая перемена. Он не пошевельнулся, не упал, но изменилась каждая линия его тела. Он вдруг оказался больным, сморщенным, невероятно старым, как будто страшный, хотя и не поваливший наземь удар пули парализовал его». Убийство слона стало для Оруэлла ужасным поступком. Оно потрясло его. Оруэлл не смог это забыть. Он выстрелил один раз, второй, потом третий. «Этот выстрел оказался роковым. Все тело слона содрогнулось от нестерпимой боли, ноги лишились последних остатков сил. Падая, он словно приподнялся: подогнувшиеся под тяжестью тела ноги и устремленный ввысь хобот делали слона похожим на опрокидывающуюся громадную скалу с растущим на вершине деревом. Он протрубил — в первый и последний раз. А потом повалился брюхом ко мне, с глухим стуком, от которого содрогнулась вся земля, казалось, даже там, где лежал я».

Смысл рассказал Оруэлла не в том, надо было ему или нет убивать животное. Возможно, убить его было необходимо. Но каковы бы ни были правовые и нравственные доводы, убийство слона стало для Оруэлла ужасным поступком, совершенным из эгоистических соображений. Эту часть рассказа нельзя убрать, да и не следует. Написав этот рассказ, Оруэлл восстановил неприятную и беспорядочную истину. Он убил животное, хотя не хотел этого делать и знал, что убийство причинит ему боль. Оруэлл убил слона из чувства собственного достоинства, из упрямства и из страха.

Подобно рассказу Оруэлла, разоблачения Сноудена восстанавливают безобразную картину. Раскрывая эту информацию, он показывает нам истинное лицо нашего чувства собственного достоинства, нашего упрямства и страха. В своем желании сделать Америку неуязвимой для нападения мы создали едва ли не всемогущее государство слежки, которое наблюдает за нами из тени днем и ночью. Возможно, в этом есть необходимость. Возможно, мир в перспективе станет от этого лучше и безопаснее. Но, как сказал Оруэлл, важно не обманываться насчет подлинной природы этих событий. Сноуден показывает нам подлинную природу нашего теневого государства. Его положение в разведывательном сообществе дало ему возможность понять, что сегодня в нашем мире «все, что я говорю, все, что я делаю, и даже каждое выражение творческой мысли, любви и дружбы записывается и фиксируется». Это тот факт, который он хочет нам показать. Сноуден утверждает, что мы должны увидеть его без прикрас, по той простой причине, что это правда.

Скромность и смирение Джорджа Оруэлла и его творчества состоит в осознании того, что говоря правду, он не всегда добивается результата. Показ уродливости наших решений и наших поступков не ведет автоматически к их исправлению. Мы так и будем принимать отвратительные решения, так и будем наполнять мир безобразием, делая это до скончания века. Говорить правду — не значит менять мир к лучшему. Это значит — сохранять нашу гуманность и человечность в мире, который всегда будет далек от совершенства. Всякий раз, когда я читаю рассказ про слона, у меня возникает ощущение, что Оруэлл искупил свою вину, хотя в произошедшем уже ничего нельзя было изменить. Читающий этот рассказ тоже получает какую-то долю искупления вины. Я понимаю, что это высокопарные слова. Но других слов у меня нет. Важно правильно понять этот рассказ, каков бы ни был результат. Это важно — если не для нашей политики, то для нашей души. Именно это в свое время делал Оруэлл, именно это сегодня делает для нас Сноуден. Благодаря обычному технику из разведывательной индустрии, благодаря маленькому винтику большой машины мы хотя бы в малой мере восстановили свою человечность.

Морган Мейс — основатель и член нью-йоркского художественного коллектива Flux Factory. Он пишет на страницах The Believer, Harper’s и The Virginia Quarterly Review. Морган также работает редактором 3 Quarks Daily и является лауреатом гранта фонда Уорхола и некоммерческой организации Creative Capital.

Оригинал публикации: Writing and Whistle-Blowing