Сегодня назовут имя лауреата Нобелевской премии по литературе в 2014 году. Все внимание приковано к соискателям почетной награды. С оживленным интересом знатоки присматриваются к языку, стране происхождения, жанру и даже возрасту кандидатов.
Тем временем литературные кружки Стокгольма составили «портрет» преемника прошлогодней победительницы из Канады Элис Мунро. Среди претендентов звучат имена японца (но  пишущий как американец)  Харуки Мураками,  Адониса ( (Али Ахмед Саида)) из Сирии, Нгуги Ва Тхионго из Кении, чеха-еврея  Милана Кундеры,  Нуруддина Фараха из Сомали, Джойс Кэрол Оутс из США,  Анн Карсон из Канады, Ив Бонфуа из Франции, Ко Ун из Южной Кореи, Светланы Алексеевич из Белоруссии, албанца Исмаил Кадаре, француза  Патрик Модиано, финской писательницы и активистки ЛГБТ-движения Софи Оксанен. Однако любого из них фаворитом назвать трудно.

КОМУ ДОСТАНЕТСЯ НОБЕЛЕВСКАЯ ПРЕМИЯ ПО ЛИТЕРАТУРЕ — 2014?

Сегодня, 9 октября назовут имя лауреата Нобелевской премии по литературе в 2014 году. Все внимание приковано к соискателям почетной награды. С оживленным интересом знатоки присматриваются к языку, стране происхождения, жанру и даже возрасту кандидатов.

Тем временем литературные кружки Стокгольма составили «портрет» преемника прошлогодней победительницы из Канады Элис Мунро. Среди претендентов звучат имена Харуки Мураками, Адониса из Сирии, Нгуги Ва Тхионго из Кении, Милана Кундеры. Однако любого из них фаворитом назвать трудно.

— Конечно, у нас есть пару идей, но это всего лишь домыслы, — сказал книготорговец Матс Олин в интервью AFP в Стокольме.

Процедура избрания победителя в Шведской академии — «тайна за семью печатями». Никто в действительности не знает, как определяет лучшего Нобелевский комитет. Обсуждения пятьдесят лет подряд проходят за закрытыми дверями.

Известно только, что академия каждый февраль называет список претендентов. 14 февраля в списке на 2014 год было 210 имен, в мае их число сократилось до пяти.

Журналисты — народ любопытный, от них трудно удержать что-либо в секрете. Вот и сейчас агентство AFP пытается догадаться, что стоит за логикой судей.

Язык

Первый и самый сильный аргумент — это язык. Англоговорящие авторы получали награды 27 раз по сравнению с французскими и немецкими писателями. Авторы с языком из Франции и Германии награждались всего 13 раз.

Критик из шведского таблоида Aftonbladet Клаес Валин утверждает, что это чрезвычайно редко в практике комитета присуждать премию носителям одного и того же языка два года подряд. Вероятно, на этот раз английский будет исключен после награды Мунро в 2013 году.

Если лауреат будет назначен на том же языке, что и в прошлом году, он должен быть из страны «из другой части мира — желательно, очень далеко от страны происхождения предыдущего лауреата». Поэтому авторы из США Джойс Кэрол Оутс и из Канады Анн Карсон исключены во избежание повторов.

С другой стороны, литературный обозреватель из шведской газеты Svenska Dagblad Элис Карлссон не удивится, если комитет выберет двух канадцев подряд.

География

Поскольку Нобелевская премия это награда глобальная, география имеет значение.

— Уже достаточно времени прошло с момента, когда последний раз награждали Африку, — сказала издатель Элизабет Грейт.

Африканские авторы получали награды только четырежды в истории. Последний раз это произошло в 2003 году, когда Джон Масквелл Кутзее получил Нобелевскую премию.

— Нгуги Ва Тхионго из Кении наиболее вероятная кандидатура, если только решение не примут в пользу писателя из Сомали — Нуруддина Фараха. Этот тип писателя академия любит, — сказала Клаес Валин из Aftonbladet.

Жанр

«Каждому времени — свое искусство, каждому искусству — своя свобода». По такому же принципу действует и литературный жанр.

— Лауреат 2013 года Элис Мунро была мастером в написании коротких рассказов. Также как была дана высокая оценка пьесам итальянского драматурга Дарио Фо (получившего награду в 1997 году — впервые после 1934, когда Нобелевскую премию получил создатель театра гротеска, Луиджи Пиранделло — ред), может быть вознагражден другой жанр, — отметила Клаес.
Сирийский поэт Адонис. Фото: AFP

Романисты чрезмерно представлены в списке номинантов. Поэтому решение может быть принято в пользу драматурга или поэта. Среди них — Адонис из Сирии, Ив Бонфуа из Франции и Ко Ун из Южной Кореи.

— Шведская академия может также присудить награду белорусской журналистке Светлане Алексеевич за документальную прозу, — сказала литературный критик Карлссон.

Возраст

Среди претендентов есть пожилые авторы. Награду могут присудить кому-нибудь из них, пока еще не слишком поздно…

— Когда Шведская академия вручала награду английскому драматургу Гарольду Пинтеру (2005) и шведскому поэту Томасу Транстрёмеру, это был как раз тот случай, — сказала Валин. Очевидно, возраст — сильный аргумент в пользу Милана Кундеры, которому уже исполнилось 84 года.
Писатель Милан Кундера на встрече с философом Бернаром-Анри Леви «La Regle дю Jeu» (Правила игры) 30 ноября 2010 года в Париже. Фото: AFP

Харуки Мураками, который родом из Японии, популярен среди читателей, чего не скажешь о критиках.

— Мураками принимается «на ура» неприхотливыми читателями. Он также популярен среди журналистов, но ему не достает глубины, — сказала Карлссон. — Авторы должны уметь передавать сильные чувства. Их работы создаются не просто ради развлечения. Предназначение писателя — будить мысль и искать смысл, задаваться вопросами человеческого существования, — сказала издатель Элизабет Грейт.

ТОЛПА И ПОЭТ
Почему одним дают Нобелевские премии, а другим не дают?
Владимир Губайловский

Сначала ты докажи, что мы тебе не интересны, докажи, что ты божественный посланник. Если ты будешь холоден и равнодушен, но не выдержишь, согнёшься, тогда — да. Мы примем тебя и вознаградим, но ты сначала попроси, поклянчи. Смири гордыню-то.

А почему, собственно? Есть талантливейшие писатели, у которых нет и не было ни одного шанса премию получить, а в списке лауреатов есть совсем неприметные фигуры. А вот почему.

Нет, если ты небес избранник,
Свой дар, божественный посланник,
Во благо нам употребляй:
Сердца собратьев исправляй.
Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны;
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы;
Гнездятся клубом в нас пороки.
Ты можешь, ближнего любя,
Давать нам смелые уроки,
А мы послушаем тебя.

А когда послушаем, мы дадим тебе шанс хорошо заработать: и славу, и деньги. Мы будем повторять твоё имя и покупать твои книги (читать не обещаем, ты уж не обессудь).

Но сначала ты докажи, что мы тебе не интересны, докажи, что ты божественный посланник. Если ты сразу пойдёшь за нами и станешь утирать нам носы и менять памперсы, мы плюнем на тебя, вытрем о тебя ноги, не дадим настоящей цены за твои книги и уж конечно не дадим тебе Нобелевской премии. А вот если ты будешь холоден и равнодушен, но не выдержишь, согнёшься, попросишь у нас внимания, тогда — да. Тогда мы примем тебя и вознаградим, но ты сначала попроси, поклянчи. Смири гордыню-то.

Достоевского мы признали, когда он стал выпускать «Дневник писателя» и показал себя человечком вздорным, с больным самолюбием, начал нас учить книги читать и в Бога веровать. Мы, конечно, стали его за это высоко ценить.

Нашу первую по счёту премию мы очень хотели дать Толстому. Заупрямился старый чёрт. А как было бы славно. Всю жизнь нас учил и поучал, а мы слушали и кивали. Такой правильный писатель, такой наш.

Сартру мы дали премию за то, что он был левый.

Камю — за то, что он левым быть перестал.

Набокова стали покупать после «Лолиты» — романа о сексуальном извращенце (мы, вообще-то, такие вещи любим, но признаваться в этом в приличном обществе не принято). Но Набоков недостаточно согнулся. Вот если бы он написал не «Аду», а какую-нибудь банальную притчу, тогда — да.

Хемингуэй написал в конце концов такую притчу — «Старик и море». Она безнадёжно испорчена морализаторством и её захватывающий сюжет скучен до выворачиванья скул. Вот когда написал, мы это оценили и дали ему премию.

Пастернака мы премировали за антисоветский роман — не за текст, за поступок. Но здесь хоть роман был, да и Пастернак в литературном мире человек известный, говорят, хороший поэт.

Солженицыну мы дали премию вообще за одну повесть, он больше ничего не напечатал. Мы даже не были уверены, что он писатель. Но нас это как-то и не волновало. Мы очень любили Солженицына, потому что он был правильный: сидел в совдеповской заднице и гневался на неё. Потом он стал неправильный: стал нас не поучать, а крыть чуть не матом, этого мы не любим. Учить-то учи, но знай и меру — похвали вовремя. Жаль, премию уже дали, не отнимешь. Эх, не надо было торопиться.

Шолохову дали премию, потому что советская литература оказалась неохваченной (мы вообще стараемся, чтобы все были охвачены: арабы, турки, латиносы, негры, ― потому что мы демократы) и надо же было кому-то дать. Не Платонову же, в самом-то деле! Да и с Пастернаком неудобно получилось, Советский Союз обиделся, а у него — ракеты. Надо было загладить.

Бродского мы наградили за его эссеистику, написанную по-английски. Вот кто действительно прогнулся, вот кто прямо ужом перед нами ползал. Русский поэт перешёл на английскую прозу, только чтобы нам понравиться. И проза-то у него всё больше объяснительная — учит нас стихи читать. Стихи читать мы не научись, но Бродского оценили.

Так было всегда, так будет всегда, господа писатели. И если вы хотите чего-то от нас добиться (а мы знаем, хотите, даже если вид делаете независимый), то, будьте добры, запомните наши слова (мы редко так откровенничаем) и ведите себя соответственно.

А что до ваших сочинений, то не беспокойтесь. Мы их оценим по достоинству. Но лет через 75 после вашей смерти, когда они «станут всенародным достоянием» и платить не надо будет ни вам, ни наследникам вашим. Тогда-то мы развернёмся: и издадим, и разберём, и, может быть, даже школьников станем учить по куцым вырезкам из ваших бессмертных творений. Правда, вас придётся объяснить и подправить, но ведь куда деваться? Сами-то вы себя совсем не понимаете, как дети малые, честное слово.