31 января — родился выдающийся японский писатель Кэндзабуро Оэ.

ОЭ Кэндзабуро — выдающийся японский писатель. Родился в маленькой глухой деревушке на острове Сикоку в бедной семье. У родителей было семеро сыновей, Кэндзабуро родился третьим. От природы он был замкнутым и очень впечатлительным мальчиком и общению со сверстниками предпочитал чтение.
В девять лет он пережил тяжелейшую травму: умер отец, которого он боготворил. На долгие годы Кэндзабуро замкнулся в мире своих детских фантазий, навеянных войной. До 18 лет этот юный японец никогда не видел настоящего паровоза. С чудесами современной техники он познакомился, лишь когда отправился на учебу в столицу.
Рождение писателя Кэндзабуро Оэ произошло в стенах Токийского университета на отделении французской литературы. В 23 года он получил свою первую литературную премию, а с ней и признание. Через десять лет вышел шеститомник его избранных произведений. Свыше шестидесяти произведений К. Оэ переведено на многие языки мира, в том числе и на русский. Наиболее известны его романы «Футбол 1860 года», «Объяли меня воды до души моей», «Игры современников», трилогия «Пламенеющее зеленое дерево» и другие. Сейчас Оэ — caмый известный и титулованный писатель Страны восходящего солнца. Осенью 1994 г. он стал лауреатом Нобелевской премии по литературе.

В предисловии к русскому изданию романа «Объяли меня воды до души моей» у Оэ есть такие строки: «Писать я учился у русской литературы…» Более подробно о влиянии русской литературы на его творчество писатель высказался так: «Своим первым и главным литературным учителем я считаю великого Достоевского. Многие японские и даже американские критики пишут о его сильном влиянии на мое творчество. Это не случайно. По сей день я придерживаюсь твердого правила: первые десять дней каждого года целиком посвящать чтению Достоевского. Преклоняюсь также перед гением Льва Толстого, «Войну и мир» которого перечитал более десяти раз.

Согласно университетскому диплому, моей специальностью является французская литература. Ей, в частности, я обязан тем, что смог познакомиться с работами Шкловского и Бахтина, которые оказали на меня большое влияние. Как ни странно, но именно благодаря Бахтину я нашел ключ к пониманию японской культуры. Среди моих самых любимых книг булгаковская «Мастер и Маргарита». Я очень ценю добрые дружеские отношения, которые связывают меня с Евтушенко, Вознесенским, Окуджавой и Ахмадулиной. Недавно я открыл для себя нового интересного писателя — Распутина. Как видно, у меня есть все основания говорить, что русская, советская литература глубоко проникла в мое творчество».

Его биография будет неполной, если не упомянуть об одном факте, круто изменившем всю его жизнь.

В 1963 г. в семье молодого литератора родился первенец, которого назвали Хикари, что в переводе означает «Свет». Но, увы, с этого момента дом Оэ погрузился в полный мрак душевных терзаний: мальчик родился инвалидом, лишенным дара речи. И хотя со временем у Кэндзабуро Оэ родились абсолютно здоровые сын и дочь, он так и не смог преодолеть эту травму и решил посвятить всю свою дальнейшую жизнь тяжело больному сыну.

В своем первом интервью после присуждения Нобелевской премии Оэ сказал: «Я пишу прозу уже 38 лет. Из них в течение 31 года лейтмотивом моих произведений так или иначе является проблема больного сына. Я чувствовал, что ухожу в так называемую эгобеллетристику, очень распространенную в Японии, но в конце концов я смирился с этим. Я живу вместе с маленьким человеком по имени Хикари. Думаю, что именно это позволяет мне писать о стране, о мире, о душе. Через Хикари я познаю все волнующие меня проблемы».

Наверное, писателю самому легче определить истоки своего творчества и вдохновения. Но литературные критики единодушны в том, что главной темой творчества Оэ являются проблемы молодежи. На Западе его называли японским Сэллинджером, ибо он стал кумиром молодого поколения.

В этой связи можно вспомнить судьбу его повести «Семнадцатилетний», написанной под впечатлением сенсационного убийства лидера Социалистической партии страны Асанумы во время его выступления на митинге. Роковой нож был в руках 17-летнего юнца, члена ультранационалистической организации.

В своей повести К. Оэ раскрыл «анатомию» тщеславного эгоиста, который становится наемным киллером. Повесть имела колоссальный успех и вызвала оголтелые нападки ультра. Дело кончилось тем, что крупнейшее издательство «Бунгэй» даже было вынуждено рассыпать готовый набор и отказаться от выпуска уже анонсированного продолжения повести.

Шокирующим стало решение писателя отказаться от высокой государственной награды — ордена Культуры. «Мне этот орден не к лицу, — сказал Оэ, — так как он плоть от плоти нынешней государственной системы». Ее, как известно, писатель-демократ не приемлет.

Кэндзабуро Оэ
ЦИТАТЫ

О своем творчестве

… мои книги, такие, как они есть, прежде всего оттого, что я всегда отталкиваюсь от собственных непосредственных переживаний и соотношу их с обществом, страной, миром.

Я — один из писателей, стремящихся создавать серьезные литературные произведения, противостоящие тем романам, которые всего лишь удовлетворяют запросам потребителей культуры, заполнившей Токио, и субкультур остального мира.

И в жизни, и в творчестве я остаюсь учеником профессора Ватанабэ. Он оказал на меня решающее влияние в двух смыслах. Во-первых, речь идет о моем методе сочинения романов. По его переводу Рабле я понял тот принцип, который Михаил Бахтин называет образной системой гротескного реализма, или смеховой народной культурой, то есть важность материальных и физических начал, соотношение между космосом, социумом и физическим миром, тесная соотнесенность смерти и устремленности к новому рождению, смех, который ниспровергает любую иерархичность.

… я вижу свой долг романиста в том, чтобы и те, кто выражает себя посредством слова, и их читатели сумели совладать с собственными страданиями и бедствиями своего времени и исцелить свои души от тяжелых ран.

Как человек, ведущий провинциальное, маргинальное, далекое от магистрали существование, я пытаюсь обнаружить, как я могу что-нибудь сделать для излечения и примирения человечества, способствуя этому своей, как мне хотелось бы надеяться, непритязательной, однако достойной и гуманной деятельностью.

О насилии и войне

У меня ощущение великого потопа появилось десять лет спустя после того, что произошло в Хиросиме… Но разве не японцы, пережившие эту трагедию, должны предупредить людей о всемирном потопе, изо всех сил противостоять ему?

Мое мальчишеское сердце разрывалось, пока шла война: я мечтал попасть на фронт, чтобы погибнуть, сражаясь за тэнно, и в то же время боялся, что так оно и может случиться. Нетерпение, которое я испытывал при мысли, что опоздаю и война может кончиться без меня, и тайная надежда, что по возрасту я не успею попасть на фронт, привели к ужасному раздвоению чувств.

Постепенно я стал осознавать всю глубину бедствий и страданий, которые принесли с собой атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки. Забыть это нельзя, как невозможно предать забвению зло, причиненное Японией другим азиатским странам. Помня о жертвах атомной бомбардировки, о неизлечимых болезнях, вызванных радиоактивным облучением, о его страшных генетических последствиях для потомков жителей обоих городов, можно сказать, что это жгучая проблема не только сегодняшнего, но и завтрашнего дня. И вот в такой ситуации, размышлял я, от пострадавших в радиоактивном аду и всех нас требуют признать легитимность мирового порядка, поддерживаемого в зыбком равновесии лишь страхом перед атомным оружием.

Мой собственный скромный опыт свидетельствует, что демократия еще не вошла нам [японцам] в плоть и кровь и что утверждать обратное было бы просто нелепо.

Что же надо сделать? Необходимо признать, что мы [Япония] покрыли себя позором, осознать, пусть даже с болью в сердце, что у нас нет иного выбора, и без такого признания нельзя начать жить заново и обеспечить преемственность поколений.

По моим наблюдениям, правительство Японии уже много лет остается, по существу, глухим к призыву людей, оставшихся в живых после атомной бомбарировки, рассматривать страдания, которые принесло жителям Азии вторжение японских войск в их страны, и трагедию Хиросимы и Нагасаки как единую проблему и позаботиться о том, чтобы ни то ни другое не повторилось.

О жизни

Память живет, только когда ее питают сны.

Мой приятель, врач, говорил, что существует два типа самоубийства. Каждый из них можно определить буквально в двух словах. Тип «помогите мне» и тип «я отвратителен». «Самоубийство» по оплошности, неважно — сознательной или бессознательной, так и оставшееся лишь попыткой самоубийства, означает мольбу о помощи: помогите мне, обращенную ко всем без разбора людям. Другой тип самоубийства никогда не может окончиться неудачей, он отвергает всех: я отвратителен, заявляет он без разбора — всем остающимся в живых. Он призван выразить ненависть, оскорбить, унизить.

Я не пью снотворного. Мне не нужен сон, если он не идет ко мне

Чтобы достичь вершины горы Фудзи, нужно сделать первый шаг.

Я спросил: Сказать правду? Это строка из стихотворения одного молодого поэта. Я тогда все время ее повторял. Я думал об одной абсолютной правде, высказав которую человек становиться перед выбором: быть кем-то убитым, покончить с собой, сойти с ума и превратиться в нечеловека, чудовище, на которое невозможно смотреть без ужаса. Эта правда, когда она вертеться на языке, все равно что в кармане, готовая взорваться бомба, и освободиться от нее невозможно, — вот какая это правда.

Вы читали «Идиота» Достоевского? Читали, разумеется? Его читали все.

Говорят, главной причиной бед человечества явилось то, что обезьяна слезла с дерева.

Лучшее, что приносит физическая близость, это ощущение родства двух людей.

Посмотрим правде в глаза: умереть можно когда угодно. Так к чему же спешить?

Такому закату не хватает дерева. Возможно, это и есть самое главное.

Где ваша совесть, разве без совести совершают революцию?

Вздохнув глубоко,
Свободно раскинул руки,
Посмотрел вокруг и поразился —
Дни промелькнули как мгновенье.
Перебираю в памяти
Вереницу трудов бесконечных…
Нелегко приходилось: работа
Перемалывала тело и нервы,
Порой перехватывало дыхание от усталости,
И все же выполнена задача.
И разливаются по телу приятная усталость,
Покой и блаженство…
Сердце мое переполнено,
Переполнено радостью и надеждой:
После долгой изнурительной работы —
Новые дела! Новые проблемы!

Разве любой урод только потому,что он человек,имеет право издеваться над зверем?

Тебе нечего стыдиться.Тебе нечего бояться.И нечего чувствовать себя опозоренным.Ты должен непоколебимо,как могучий зверь,унизив и растоптав этих сопляков,обратить свою речь через их грязные головы к морю,к сливающемуся с ним небу!Веди себя так,как вели себя владыки,когда ты был ребёнком,когда панически боялся враждебности всего мира,который был ограничен для тебя этой колонией.Не чувствуй себя под стать этим молокососам,ждущим твоего слова.

Люди,которым приходится рано вставать,не страдают чрезмерным любопытством.

Когда враг повержен в грязь и злость прошла,нам хочется протянуть ему руку помощи.Это,видимо,закон сбалансированности чувств.

Когда они в темноте и нищете-они тянутся к свету,когда они в свете и достатке,темнота исчезает.В жизни всё взаимосвязано-то,что уходит,возвращается.Человек-господин всего,но достижимо ли благосостояние народа при плохом правлении?!

Наступил момент действовать в соответствии с планом. Отвергнуть его, боясь неудачи, все равно что признать, будто никакого замысла вообще реально не существовало, как и людей, вынашивавших этот замысел.

Они выстраивались, повязав голову скрученным платком, на котором было нарисовано красное восходящее солнце, поднимали прощальную чашечку сакэ и готовились к последней, решающей атаке. И тогда к ним бежал командир отряда, чтобы сообщить об окончании войны. Такими были эти игры в войну.

Пытаясь выяснить, что представляет собой мучившая днем и ночью нестерпимая зубная боль, я приходил к мысли, что, когда она станет такой нестерпимой, что полностью отравит мое существование, тогда-то в меня и вольется сила, вершившая судьбами нашего края, то есть сила Разрушителя. Сила, которая спасет несчастного мальчишку, не способного ничего осуществить самостоятельно.

И вот тебе мой совет: ищи «свободу», а если веришь, что уже обрел ее, иди дальше – в поисках вечного обновления чувства «свободы». Давай договоримся о пароле, чтобы мы могли узнать друг друга даже во тьме кромешной, если нам суждено с тобой встретиться. Быть может, и ты, выходец из нашей долины, живешь сейчас в лесу, среди членов первобытной лесной коммуны, о которой идет слух!
Итак, пароль – «свобода».

Я спросил: Сказать правду? Это строка из стихотворения одного молодого поэта. Я тогда все время ее повторял. Я думал об одной абсолютной правде, высказав которую человек становиться перед выбором: быть кем-то убитым, покончить с собой, сойти с ума и превратиться в нечеловека, чудовище, на которое невозможно смотреть без ужаса. Эта правда, когда она вертеться на языке, все равно что в кармане, готовая взорваться бомба, и освободиться от нее невозможно, — вот какая это правда.

Все умрут. И через сто лет уже никто не будет докапываться, как умер тот или иной человек. Что может быть лучше, чем умереть так, как тебе хотелось.

Я устал. И я чувствовал, что это была усталость, которая начинается у того, кто перестал быть ребенком, и длиться уже всю жизнь, до старости и смерти.

А взрослым что-они легко сносят это медленно ползущее,бесконечное время.В этом искусство взрослых.Дети же,погружённые в топкое болото ожидания,волнуются,злятся,но в конце концов вынуждены подчиниться бесконечно долгому течению времени.

Непристойности — всё равно что бензин для огня ночных страхов.

Лес говорил о лесе,поле говорило о поле-все посылали нам сигналы о своём существовании.

Теперь уж никогда в жизни я не смогу забыть этот стыд.Это несмываемое пятно.Пятно,впитанное кожей и проникшее внутрь.Пятно,заклеймившее душу.

Одалживать деньги у постороннего человека всё равно,что дразнить кота.

Больше не пей. Жизнь нужно делать трезвым.

Я сам назначил себя в разведку, чтобы, вглядываясь, в ночной лес во мне, приучиться следить за происходящим внутри меня.

Пробуждаясь в предрассветной мгле, я пытаюсь отыскать в себе жгучее чувство надежды, но обнаруживаю лишь горький осадок сна. Мои лихорадочные поиски, движимые мыслью, что чувство надежды, такое же жгучее, как и опалившее внутренности виски, снова вернется ко мне, всякий раз оказываются тщетными. Я сжимаю обессилевшие пальцы. Каждый мускул, каждая косточка кажутся непомерно тяжелыми, но с приближением рассвета это ощущение неохотно покидает меня, уступая место острой боли. И я с покорностью снова обретаю свое отяжелевшее тело, испытывающее острую боль в каждой частице в отдельности, не ощущающее, что эти частицы как-то связаны между собой. И, настойчиво избегая воспоминаний о том, что это за поза и отчего я принял ее, скрючившись, засыпаю.
Каждый раз, просыпаясь, я снова и снова стараюсь обрести жгучее чувство надежды. Не ощущение утраты, а жгучее чувство надежды, позитивное, существующее само по себе. Убежденный, что мне не удастся его обнаружить, я пытаюсь вновь толкнуть себя в пропасть сна: спи, спи, мир не существует.
Но в это утро боль во всем теле, словно от страшного яда, не дает окунуться в сон. Рвется наружу страх. До восхода, пожалуй, еще не меньше часа. И до тех пор не узнаешь, какой сегодня будет день. Точно зародыш в утробе матери, я лежу в темноте, не представляя, что происходит вокруг.

Но совсем недавно, лежа ночью без сна и листая Плутарха в мягкой обложке, я неожиданно наткнулся на фрагмент, где он говорит о печали как о незваном «родственнике, данном нам жизнью», от которого никому не избавиться, неважно, как складывается судьба.

«Футбол 1860 года» — роман Кэндзабуро Оэ, в котором события, раздёленные столетним промежутком, синхронно разворачиваются в одном и том же месте. Как и многие другие романы писателя, «Футбол 1860 года» построен на нескольких формирующих структуру стержневых образах-деталях: одним из них, по словам самого автора, здесь стала фраза «Сказать правду?» из известного стихотворения Сюнтаро Таникава «Крылья птицы». Она не только дала название одной из центральных глав, но также определила ритм и стала лейтмотивом второй половины произведения, которая фактически развернулась из этой фразы. Роман был опубликован в 1967 году издательством «Коданся», в течение одного года выдержал 11 изданий и был удостоен премии имени Танидзаки. Наряду с «Личным опытом», роман считается одним из наиболее известных сочинений писателя и во многом определил выбор жюри в пользу Оэ при присуждении ему Нобелевской премии по литературе в 1994 году. «Футбол 1860 года» переведён на английский, венгерский, испанский, итальянский, немецкий, польский, русский и французский языки.