Николетта Тилиакос. Чудо Булгакова.

0310

Эпизод, который многократно привлекался с целью втиснуть Булгакова в рамки идеологии, связан со знаменитым звонком Сталина, который последовал за «Письмом правительству СССР». 18 апреля 1930 года, накануне похорон поэта Маяковского, покончившего жизнь самоубийством, в послеобеденное время в доме писателя раздался звонок. Когда Булгакову сказали, что с ним будет говорить Сталин, он подумал, что его разыгрывают, и рассердился. Потом писатель услышал голос с ясным грузинском акцентом. Это был голос Сталина, который Булгаков прекрасно умел имитировать. После вежливого обмена приветствиями Сталин поинтересовался: «Вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели? Булгаков поколебался, а потом ответил: “Я очень много думал в последнее время, может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может”. Потом Сталин пообещал помочь Булгакову с трудоустройством и сказал, что хотел бы встретиться с ним. Эта встреча так и не состоялась, а произведения Булгакова по-прежнему не печатались.

121

ЧУДО БУЛГАКОВА
Николетта Тилиакос (Nicoletta Tiliacos)

«Слава — это солнце мертвых. К судьбе немногих русских писателей эти слова относятся в той же степени, как к судьбе Булгакова. Он возник перед отечественными и иностранными читателями из небытия, появился как подлинная древняя фреска, вернулся к свету как картины забытого художника», — такими словами председатель Всероссийского булгаковского фонда Мариэтта Чудакова, автор первой научной биографии автора «Мастера и Маргариты», описала во введении к книге, вышедшей в издательстве Meridiano Mondadori, то изумление, очарование, потрясение, которые вызвал роман, впервые напечатанный в сокращенном виде в 1966 году. Открытие автора широкой читательской публикой произошло спустя двадцать лет после его смерти, первая биография писателя «Жизнеописание Михаила Булгакова» вышла в 1988 году, а не так давно Мариэтта Чудакова издала расширенную и дополненную биографию, которая была переведена на итальянский язык Клаудией Зонгетти (Claudia Zonghetti) для издательства Odoya.

На пятистах страницах автор воссоздает сорок девять лет жизни Булгакова (он родился в Киеве в 1981 году и умер в Москве в 1940 году), рассказывает о его пристрастиях, дружбах, трех браках, любви к «Аиде» Верди и к «Фаусту» Гуно, о духе игрока, о побежденной впоследствии зависимости от морфия, о вкусе к красивой одежде и к розыгрышам. Чудакова объясняет, как власть в СССР времен Брежнева пыталась предать забвению произведения Булгакова или, по крайней мере, снизить их обличительный «заряд». Булгаков родился в семье доцента Киевской духовной академии и преподавательницы гимназии. Он был первенцем в семье, где было еще шесть детей. Назван был в честь архангела Михаила, покровителя Киева. В школе учился средне, закончил медицинский факультет Киевского университета, работал врачом на Кавказе, решил стать литератором, приехал в Москву в 1921 году, где добился успеха в качестве драматурга, потом попал в опалу. Биограф рассказывает о его отношениях со Сталиным, с обществом советских писателей. Его произведения не печатались, пьесы запрещались к постановкам, как писатель он был предан забвению и умер в 1940 году. Над каждым периодом жизни Булгакова его скрупулезный биограф работала как над палимпсестом, удаляя и интерпретируя следы легенд, затушевывавшие реальность. Книга освещает некоторые неизвестные ранее детали жизни писателя, приводит свидетельства современников Булгакова, его друзей и родственников, а также его врагов. Автор использовала официальные и неофициальные документы, газетные статьи, письма, дневники. Большую помощь при написании биографии оказали беседы с третьей и последней женой Еленой Сергеевной Булгаковой и воспоминания двух предыдущих жен, особенно первой — Татьяны Николаевны Лаппа, которая провела вместе с Булгаковым десять лет с 1913 по 1923 годы и никогда не переставала любить его, даже после развода.

Мариэтта Чудакова с 1961 по 1984 год работала в отделе рукописей Государственной библиотеки СССР им. Ленина, которой вдова Булгакова оставила архив мужа. Чудакова пишет, что когда осенью 1966 года впервые была напечатана часть романа «Мастер и Маргарита», у читателей в руках оказался необычный текст, совершенно не характерный для советской литературы того времени. Когда мы принялись за чтение романа, нам показалось, что он к нам попал из другой действительности. В самой первой главе поразило описание дискуссии о существовании бога; казалось, у автора не было никаких сомнений по этому вопросу. Потом мы узнали, что машинописный экземпляр этого необыкновенного романа пролежал в ящике письменного стола автора более четверти века после его смерти. Это был единственный экземпляр, полный исправлений, хранимый в темноте в течение долгих лет. А потом он вдруг раскрылся, как цветок. Такое случается с некоторыми растениями, которые цветут раз в сто лет, они несравненно прекраснее и ароматнее других.

В те времена мало кто знал, что первый вариант романа, вынашивавшийся в течение 12 лет, был наполовину уничтожен самим автором, возможно, в подражание обожаемому Булгаковым Гоголю, который хотел уничтожить все свои творения, но, к счастью, это ему не удалось. Однако, «рукописи не горят», как гласит одна из самых знаменитых фраз из романа «Мастер и Маргарита». Так и случилось с романом Булгакова. Елена Сергеевна Булгакова хранила две странных тетради со страницами, оборванными наполовину или на две трети. Когда Чудакова стала регулярно встречаться с вдовой писателя с октября 1968 года, чтобы получить информацию о писателе «из первых рук», Елена Сергеевна рассказала ей о том, как ее муж решил написать свое знаменитое «Письмо правительству СССР», датированное 18 марта 1930 года. После констатации того факта, что все его произведения были запрещены («все мои вещи безнадежны»), автор просил отпустить его с женой за границу или принять в театр статистом или рабочим сцены. В какой-то момент, как рассказывала Елена Сергеевна, Булгаков сказал ей: «Я сжег мой роман». В комнате была большая круглая печь. Он вырывал страницы и бросал их в огонь, но не все. Как сказал сам писатель жене, то, что осталось от двух тетрадей, должно служить доказательством: «Если я сожгу все, то никто не поверит, что роман действительно существовал». Теперь мы знаем, что доносчик в феврале 1929 года уже проинформировал тайную полицию о романе о боге и дьяволе. В нем описывались похождения сатаны-Воланда в Москве 20-х годов. Сатана в сопровождении черного кота ростом с человека отпускал шуточки, которые сеяли панику среди населения. В этом варианте еще не было истории Мастера, навеянной Новым Заветом.

Годы спустя один литератор (в оригинале текста — переводчик Булгакова Леонид Жуховицкий, прим. пер.), будет шпионить за Михаилом. Булгаков подозревал его и не мог удержаться от того, чтобы не посмеяться над ним. Он просил жену пригласить его к себе домой и удерживал доносчика до поздней ночи, зная, что тому надо сдать отчет о посещении Булгакова днем.

Роман существовал, сомнений не было. Вплоть до середины 60-х годов автор этого литературного чуда как бы не существовал в официальной истории советской литературы. Человек, создавший «Мастера и Маргариту», «Жизнь господина де Мольера», «Собачье сердце», «Роковые яйца», «Театральный роман», пьесы «Дни Турбиных» и «Дон Кихот» превратился в призрака. В июле 1936 года в период сталинских чисток, во время встречи с авторами в Большом театре к Булгакову подошел молодой поэт и спросил, слышал ли он когда-нибудь о неком Булгакове: «Я прочитал его роман, но, кажется, критики непрерывно пытаются его уничтожить…». «Я припоминаю, что он, кажется, написал что-то для театра», — вступил игру Булгаков. «Да, вы правы. “Дни Турбиных”», — ответил молодой человек. Этот эпизод, рассказанный вдовой писателя Чудаковой, демонстрирует, как Булгаков еще при жизни превратился в фантом.

Если ты стал призраком, то ничто не мешает цензорам разбойничать и навешивать предвзятые ярлыки. Мариэтта Чудакова рассказала, что когда слава Булгакова и его замечательного романа, в котором отразилась вся боль и ярость автора, моментально распространилась в СССР и на Западе, была готова официальная и идеологически выдержанная биография писателя. В каком-то смысле она была одобрена вдовой Булгакова, которая была готова допустить цензурную правку, лишь бы увидеть напечатанными произведения мужа. Елена Сергеевна рассказывала, что машинистки из журнала «Москва», в котором впервые печатался роман «Мастер и Маргарита», плакали, когда перепечатывали текст. Они влюбились в этот роман, изуродованный цензурой. Но редактор с разрешения цензуры продал некоторым западным издательствам без шума и по дорогой цене шестьдесят типографских листов без купюр. В Италии полная версия романа была опубликована в издательстве Einaudi в 1967 году под редакцией Витторио Страда.

В этот период возникли некоторые сфабрикованные утверждения о Булгакове. Например, ему приписывали высказывание, что он никогда не покинул бы СССР, потому что «писатель должен всегда и прежде всего быть гражданином своей страны». Все это несмотря на его полное насильственное отстранение от литературной и общественной жизни, когда в течение последних пятнадцати лет его произведения не печатались, а пьесы не ставились. Его биограф пишет, что Булгаков не имел таких идей, что видно из его дневника двадцатых годов «Под пятой», который в ту эпоху еще был неизвестен, и из «Письма правительству СССР» 1930 года с настойчивой просьбой отпустить его на свободу. Замалчивалось и то, что жившая на Украине семья Булгакова и особенно его братья испытали во время революции и гражданской войны. Михаил служил врачом в добровольческой армии, сражавшейся против большевиков (будущей Белой армии) под командованием генерала Деникина, два его младших брата тоже впоследствии были в Белой армии. Один из них умер, а второй смог добраться до Парижа после победы большевиков. Достаточно прочитать письмо Булгакова любимой сестре Наде, датированное 31 декабря 1917 года, чтобы понять, что именно думал Михаил о постреволюционной России. Булгаков пишет, что когда он добирался из Москвы в Саратов, он своими глазами видел такие события, при которых он больше не хотел бы присутствовать. «Я видел серые толпы, которые, крича и непристойно ругаясь, разбивали стекла вагонов; я видел, как мучили людей. Я видел разрушенные и сожженные дома в Москве. Я видел искаженные злобой лица… Я видел, как люди атаковали закрытые двери банков, видел очереди голодных перед лавками, отчаявшихся офицеров, за которыми велась охота. Я видел страницы газет, где сообщается только о крови, проливаемой на юге, на севере, на востоке, на западе и в тюрьмах. Я видел все это своими глазами и, наконец, понял, что на самом деле произошло…».

Еще более красноречив самый первый опубликованный Михаилом текст, когда он служил врачом в маленьком чеченском городке. Речь идет о статье, напечатанной 13 ноября 1919 года и озаглавленной «Грядущие перспективы». Он полностью приведен в книге Мариэтты Чудаковой. Вышел он в 47-м номере грозненской газеты и подписан только инициалами М.Б. В нем сквозит пророческий пессимизм о поводу того, что ждет Россию. «Теперь, когда наша несчастная родина находится на самом дне ямы позора и бедствия, в которую ее загнала «великая социальная революция», у многих из нас все чаще и чаще начинает являться одна и та же мысль.

Эта мысль настойчивая. Она — темная, мрачная, встает в сознании и властно требует ответа. Она проста: а что же будет с нами дальше? …На Западе кончилась великая война великих народов. Теперь они зализывают свои раны. Конечно, они поправятся, очень скоро поправятся!… А мы? Мы опоздаем… Мы так сильно опоздаем, что никто из современных пророков, пожалуй, не скажет, когда же, наконец, мы догоним их и догоним ли вообще? Ибо мы наказаны».

Свой журналистский дебют Булгаков заканчивает так: «Нужно будет платить за прошлое неимоверным трудом, суровой бедностью жизни. Платить и в переносном, и в буквальном смысле слова. Платить за безумство мартовских дней, за безумство дней октябрьских, за самостийных изменников, за развращение рабочих, за Брест, за безумное пользование станком для печатания денег… за все! И мы выплатим. И только тогда, когда будет уже очень поздно, мы вновь начнем кой-что созидать, чтобы стать полноправными, чтобы нас впустили опять в версальские залы. Кто увидит эти светлые дни? Мы? О нет! Наши дети, быть может, а быть может, и внуки, ибо размах истории широк и десятилетия она так же легко «читает», как и отдельные годы. И мы, представители неудачливого поколения, умирая еще в чине жалких банкротов, вынуждены будем сказать нашим детям: “Платите, платите честно и вечно помните социальную революцию!“»

Чудакова пишет, что сегодня нас не может не удивлять проницательность 28-летнего Булгакова, опытного врача и начинающего литератора, который предвидел то, что России придется тяжко и долго платить за свое безумие. Поражает его осознание непоправимости ошибочного коллективного выбора, осознание общей вины, слагающейся из вины каждого индивидуума, полностью заявленное уже в его первой статье.

Пропуски в официальной биографии Булгакова в годы, когда его произведения стали доходить до читателей, являются, по мнению Чудаковой, очевидным доказательством того, насколько властям в СССР было важно представить Булгакова как непонятого, но в глубине души любящего свою страну и привязанного к советской родине автора. «Некоторые литераторы взялись доказать, что Сталин очень хотел бы помочь талантливому русскому писателю, но он столкнулся с яростным сопротивлением еврейских критиков. Разумеется, они не говорили об этом прямо. Тем не менее, тот, кто знает, сколько раз Сталин ходил смотреть “Дни Турбиных” (не менее пятнадцати раз) и видел перед собой список злейших очернителей Булгакова, состоящий из еврейских имен, постепенно приходил к этому заключению».

Эпизод, который многократно привлекался с целью втиснуть Булгакова в рамки идеологии, связан со знаменитым звонком Сталина, который последовал за «Письмом правительству СССР». 18 апреля 1930 года, накануне похорон поэта Маяковского, покончившего жизнь самоубийством, в послеобеденное время в доме писателя раздался звонок. Когда Булгакову сказали, что с ним будет говорить Сталин, он подумал, что его разыгрывают, и рассердился. Потом писатель услышал голос с ясным грузинском акцентом. Это был голос Сталина, который Булгаков прекрасно умел имитировать. После вежливого обмена приветствиями Сталин поинтересовался: «Вы проситесь за границу? Что, мы вам очень надоели? Булгаков поколебался, а потом ответил: “Я очень много думал в последнее время, может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может”. Потом Сталин пообещал помочь Булгакову с трудоустройством и сказал, что хотел бы встретиться с ним. Эта встреча так и не состоялась, а произведения Булгакова по-прежнему не печатались.

Мариэтта Чудакова предполагает, что Сталин решил позвонить Булгакову, потому что после самоубийства Маяковского отъезд еще одного писателя за границу вызвал бы массу вопросов. Михаил Булгаков не раз анализировал все детали этого неожиданного разговора со Сталиным, который он связал со смертью поэта. Самоубийство произошло в первый день Страстной недели. Именно в этот период происходят события, связанные со страданиями и смертью Иешуа и историей «жестокого пятого прокуратора Иудеи, всадника Понтия Пилата», рассказанные Булгаковым в «Мастере и Маргарите». После звонка Сталина у писателя родилась идея ввести в его роман о похождениях сатаны в Москве историю Мастера (альтер-эго Булгакова, а, может быть, также и Маяковского).

Наступил 1936 год. В течение десяти лет ни одно произведение Булгакова не поступило в библиотеки или в театры. Но его судьба отверженного еще была завидной по сравнению с корифеями режима: с конца лета дня не проходило без известий о казнях, об арестах, загадочных исчезновениях или самоубийствах дотоле всесильных коммунистических деятелей. Многие из них обвиняли Булгакова в ностальгии по старому режиму и старались его уничтожить, но их печальная судьба в эпоху сталинского каннибализма не могла радовать писателя. Число доносов стремительно росло. Странные личности под разными предлогами проникали и в квартиру Булгакова и рылись в его имуществе. 12 ноября 1937 года в дневнике жены писателя впервые появилось название великого романа, которое уже больше не менялось: «Мастер и Маргарита». Той осенью Булгаков настойчиво искал выход из жизненного и литературного тупика. Он решил завершить свой роман, который считал своим самым важным литературным произведением. Кажется, предчувствие близкого конца (ему оставалось менее двух лет жизни) заставляло его работать без передышки. В ночь с 22 по 23 мая 1938 года роман был закончен.

Наступили ужасные времена. Ходили слухи, что арестованных пытают. Жена сталинского заключенного Осипа Мандельштама Надежда сказала своей подруге Анне Ахматовой, с которой был хорошо знаком и Булгаков, что ее сердце успокоится, только когда она узнает, что ее муж мертв. Но, как и в «Мастере и Маргарите», в реальной жизни трагедия пересекалась с фарсом. И в этом Булгаков был пророком. Преследуемый воспоминаниями о знаменитом звонке диктатора, в одном комическом рассказе, написанном для семьи и для друзей, писатель представил целую серию персонажей, которые теряют дар речи или падают в обморок, когда им звонит Сталин. Заместитель главного редактора «Литературной газеты» Ольга Войтинская должна была отменить встречу с Булгаковым, который собирался предложить ей к опубликованию свою пьесу «Дон Кихот», потому что потеряла способность говорить от переживаний после отправки письма Сталину. Итак, соотечественники Булгакова в реальной жизни переживали гротескные ситуации, которые он описывал в своих рассказах.

В сентябре 1939 года в Европе разразилась война. Булгаков узнал, что предложенная им пьеса о молодости Сталина «Батум» отвергнута. У 49-летнего писателя обострилась болезнь почек, которую прежде удавалось держать под контролем. От той же болезни в возрасте 48 лет умер его отец, профессор богословия Афанасий Иванович Булгаков. Врачи сказали, что писателю осталось жить всего несколько дней, он протянул шесть месяцев. Его друг Попов написал ему 5 декабря трогательное письмо: «Когда я читаю то, что ты пишешь, я знаю, что культура слова все еще существует». В этот период Булгаков диктовал жене исправления к роману «Мастер и Маргарита». Он продолжал эту работу до тех пор, пока силы окончательно не покинули его, даже когда температура поднялась до 42 градусов, что отражено в дневнике Елены Сергеевны. Накануне смерти он сказал ей, что, может быть, правильно, что он умирает: «Что бы я мог еще написать после “Мастера”?»

В последние дни своей жизни он почти не мог говорить. Только Елена Сергеевна могла разобрать некоторые его слова. Она ясно услышала: «Дон Кихот». Своему другу Леоньеву, который пришел его навестить незадолго до смерти, случившейся 10 марта 1940 года, он сказал, что жена хотела бы похоронить его по религиозному обряду: «Помешай этому, так как у нее возникнет масса проблем. Организуй мои гражданские похороны». Так все и произошло. По распоряжению Булгакова похороны были без музыки.

Источник: http://inosmi.ru

(Tashriflar: umumiy 67, bugungi 1)

Izoh qoldiring