Дедушка. Памяти Народного артиста Узбекистана Хикмата Латипова

021
Дед родился в Бухаре, в начале двадцатого века. Когда я говорю «в начале», это и означает – в начале. Дата его рождения – 1 января 1900 года. Это не совпадение. Как юрист, я знаю, что при неизвестности даты рождения, происходит так называемое «округление» — неизвестен день – значит, первое число, неизвестен месяц – значит январь, неизвестен год – первый год десятилетия.

067

ДЕДУШКА
Памяти Народного артиста Узбекистана Хикмата Латипова
Бахтиер Набиев
055

По белому полотну экрана в кинотеатре бежит старик. Развеваются полы старого подбитого ватой халата – чапана, старик хромает, тяжело дышит, но при этом приговаривает: «Сынок, сыночек мой! Приехал! Сынок!…». Этот старик – мой дед – Народный артист Узбекистана Хикмат Латипов. Он играет роль, которую сам всегда считал одной из главных ролей в своей длинной жизни в кино. Фильм называется «Драма любви».

07Сюжет в общем-то незамысловатый. Война. Старший сын уходит на фронт. Потом приходит похоронка. Отец не хочет терять еще и внука, не хочет, чтобы единственная осязаемая память о сыне ушла из семьи. И женит мать своего внука – вдову сына – на младшем брате погибшего. Жесткий, властный характер главного героя фильма позволяет ему сделать это, сломив сопротивление как невестки, так и второго сына.
А потом сын, которого считали погибшим, возвращается.

И вот старик бежит к нему. В этот момент забыто все – и то, что своей волей он оставил сына без семьи, и то, что жизнь всех членов его семьи искалечена. Он бежит к сыну, которого давно похоронил, которого считал погибшим, и который каким-то чудом воскрес. Потом будет все – и ненависть старшего сына, и драка между сыновьями, и уход сына из дома. Потом отец найдет сына в городе и будет вымаливать у него прощение. И не получит это прощение. И только и сможет возразить на горькие обвинения сына: «Война проклятая… Она все сотворила…». И тяжело, с больной ногой, спускаясь со второго этажа, только скажет горько: «Не суди меня строго сынок… Все же я отец твой…». И уйдет.

А сейчас он бежит к сыну. И слезы наворачиваются на глаза… Сколько раз смотрю – каждый раз не могу сдержать слезы. Украдкой вытираю их и осматриваюсь. Нет, не один я. Почти все в зале так же утирают глаза. Кто-то украдкой, как я. Кто-то (особенно женщины) – открыто. Но никто не остается равнодушным. А для меня это еще и встреча с моим любимым дедушкой, народным артистом Узбекистана – Хикматом Латиповым.

Дед родился в Бухаре, в начале двадцатого века. Когда я говорю «в начале», это и означает – в начале. Дата его рождения – 1 января 1900 года. Это не совпадение. Как юрист, я знаю, что при неизвестности даты рождения, происходит так называемое «округление» — неизвестен день – значит, первое число, неизвестен месяц – значит январь, неизвестен год – первый год десятилетия.

На мой вопрос о точной дате его рождения, дед только отшучивался – «Где-то зимой». А потом хитро добавлял: «Я так думаю». Одно слово – артист!

Я у деда был любимчиком. Поскольку я был единственный внук, который всегда рядом, то любил меня дед больше всех остальных.

Гордился ли я дедом? Грелся ли в лучах его славы? Трудно сказать… С другой стороны, смотреть где-нибудь (и с кем-нибудь) фильм вроде «Три тополя на Плющихе» и, небрежно указывая на старика в такси за спиной Дорониной, обронить: «А вот и дедушка мой! Меня, значит, в Ташкенте оставили, а сами по Москве катаются…». Впечатляло!

Но все-таки он был для меня не известным актером, а моим милым, немного неуклюжим и смешным – Дедушкой.

Мать моего деда умерла при родах. Отец – мой прадед – умер, когда Хикмату Латипову было всего четыре годика. Круглого сироту взял к себе на воспитание дядя. Как говорил дед – может и не дядя, а просто добрый хороший мусульманин. В одной из своих ролей – Джуры Саркора, дед упоминал, что выполнял заветы, в том числе – приласкал сироту.

Жена дяди, как говорил дед, иногда попрекала его куском хлеба, хотя он и пытался отработать, отблагодарить за доброту. Когда дед вспоминал об этом, старая обида добавляла горечи к его голосу. Я смотрел в его увлажнившиеся глаза и старался придвинуться поближе, обнять родного человека. И я старался хоть чем-то возместить деду недополученную доброту.

Однажды на базаре, дедушка, тогда еще юноша, увидел кукольный театр и ушел за театром. Это стало его первой ступенькой на пути актерства.

Он уехал в Ташкент и на какое то время ставил мечту о театре. Вступил в ЧОН – часть особого назначения. Скакал на коне по горам, рубился с бандитами. Там покалечил ногу. Хромота осталась на всю жизнь. С романтикой пришлось расстаться. Было трудно. Не хватало знаний. И он, двадцати летний парень, сел за парту. Малыши, с которыми он учился в одном классе, вовсю потешались над ним. Но ему было все равно. Он учился.
И выучился. Да так, что свободно овладел тремя языками. Правда, до конца жизни, в основном писал, пользуясь арабским алфавитом.

 А потом он попал в театр. И в числе немногих был направлен учиться в Москву, в Школу Актерского Мастерства при Театре Вахтангова. Вернувшись из Москвы, через несколько лет дед, знакомится с моей будущей бабушкой. Он часто рассказывал, как жил во дворе своего театра. Впоследствии этот театр стал называться «Ёш гвардия» и располагался он в бывшем медресе. Вот в одной из келий этого медресе дед и жил. Как он говорил, по утрам он выходил (естественно – жутко голодный!) из здания театра, а тут, прямо от дверей начинался базар Эски-Жува. За какие-то гроши он покупал лепешку и шел в обход. Обойдя полбазара и пробуя (но не покупая), дед наедался на целый день.

Вернувшись в театр, который в прямом смысле был ему домом, он репетировал, играл роли, суфлировал. И поглядывал на девочку, что росла рядом – в семье Марьям Якубовой. Они поженились, несмотря на разницу в шестнадцать лет, когда моей бабушке исполнилось как раз шестнадцать. Иногда я подшучивал: «Еле дождались?!». Дед особо не реагировал, но было видно, что я недалек от истины.

Они прожили вместе почти пятьдесят пять лет (года не хватило). Всякое было, но была видна нежность и преданность. Был в жизни деда и кинематограф. Были первые узбекские звуковые фильмы: «Асал» и «Касам», с участием деда.

Ближе к шестидесяти годам дед стал сниматься в серьезных фильмах — «Встретимся на стадионе», где он играет на дутаре и поет вместе с Лутфи Саримсаковой, «Белые, белые аисты», которые были запрещены советской цензурой, Мне кажется, что старик, которого сыграл мой дед в фильме «Без страха», олицетворяет наш национальный характер – никаких крайностей, никакого излишества, стремление к равновесию, умеренности, неторопливости. Не зря говорят, что все хорошо в меру. И это – первейшее свойство нашего национального характера.

До 1965 года дед и бабушка жили в Доме актера – на Хадре. Центр города, огромные потолки, дом огорожен забором, в нем одиннадцать квартир, в которых живут только актеры: Марьям Якубова, Мария Кузнецова, Олим Ходжаев…

Актерам принято задавать один сакраментальный вопрос. Задал его и я в свое время дедушке: «Какую роль Вам всегда хотелось сыграть?». Не задумываясь, как давно выстраданное и вымечтанное, дед ответил: «Короля Лир». Немного неожиданно…
Не довелось ему сыграть Лира. Но частички этого персонажа – в той же «Драме любви». В «Джура Саркор» он играет отца, который проклял и выгнал дочь, наперекор его воле вышедшую замуж. Сыграно сильно даже в рамках роли, хоть и главной, но довольно скромной.

Великая Лиознова приезжала в Ташкент, чтобы найти актера на роль «маленького тщедушного старичка, приехавшего из Ташкента во время землетрясения». Она шла по коридору «Узбекфильма», когда навстречу ей вышел довольно высокий, крепкий старик с великолепной белой бородой. «Он!»- сказала Лиознова. На недоуменные и возмущенные выкрики ассистентов: «Он же не такой, какой нужен?!», Лиознова четко ответила: «Я его вижу именно таким!». И дед сыграл. Опять сыграл себя. Кстати, в фильме «Три тополя на Плющихе» я всегда ловлю секунды, когда в толпе встречающих «Дедушку Садыка» промельком возникают обе мои тетушки – и Гуля, и Лира.

А его коронная фраза: «Может, поезд с рельс сойдет… Может курушение… Зачем беспокоит? (именно так – с акцентом) Тепер Масква, должен доехат…» — полностью его собственная. Акцент у него был уморительный. После «Трех тополей» его стали узнавать по всей стране – не только в Узбекистане. Ходить с ним по Москве было одно удовольствие. Все же грелся я в лучах его славы, грелся…

Зимой восемьдесят первого отметили юбилей. В Доме кино собрался полный зал. Было чествование, речи и поздравления. Студенты Театрально- художественного подарили огромный, написанный грифелем портрет. В конце выступил сам юбиляр. С юмором, чуть приоткрыв завесу «актерской кухни»: «Стоишь по колено в холодной воде, а ассистент режиссера тебя еще и сверху поливает…». Хорошо выступил.

Когда он умер, мне был только двадцать первый год и казалось, что я чего-то недополучил, о чем-то не расспросил, не до конца объяснил деду, как люблю его. И вот он ушел и уже ничего не исправишь…

Но чекан души его остался. Верно говорят – пока нас помнят – мы бессмертны.
Вот уже и мне в автобусе уступают место (даже молодые девушки) со словами: «Садитесь, дедушка». Вот уже несколько лет, как нет мамы моей и отец ушел давно. Верю, что где-то соединились их светлые души…

Деду в этом году исполнилось бы (приблизительно) сто четырнадцать лет. Для меня он – все тот же милый дедушка, как я для него был любимым внуком. Светлая память!

Источник: http://anhor.uz

ФИЛЬМОГРАФИЯ

077
«Звезда Улугбека» (1964)

075
«Три тополя» на Плющихе. (1967)

08
«Завещание старого мастера» (1969)

04
«Семург» (1972)

03
«Чинара» (1973)

043
Красные пески (1968)

02
«Человек уходит за птицами» (1975)

01
«Хорезмийская легенда» (1978)

xdk

(Tashriflar: umumiy 219, bugungi 1)

Izoh qoldiring