28 июня 1868 года — Бухарский эмират стал вассалом России.

В в отношении Бухары было решено придерживаться твердой позиции: не давать повода к столкновениям, но и не избегать при необходимости активных действий. Милютин, как и Горчаков, подчеркивал, что вся «будущность» политики России в Средней Азии зависит от того положения, в какое царское правительство поставит себя по отношению к Бухаре.
«Побив эмира так, как вы его побили, — писал Оренбургский военный губернатор Крыжановский генералу Романовскому, — надо от него всего требовать, не уступая ему ни в чём». В отношении Коканда он предлагал «принять… тон высокий, третировать Худояр-хана как человека, который по положению своему должен быть вассалом России. Если обидится и будет действовать против нас, тем лучше, это даст предлог покончить с ним».

М. Лико
ОЧЕРК ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ 1868 ГОДА В ЗАРЯВШАНСКОЙ ДОЛИНЕ.
(С картой Сыр-Дарьинской области.)

Оглавление
Предисловие

ПРЕДИСЛОВИЕ

Приступая к очерку военных действий 1868 года в Зарявшанской Долине, результатом которых было заключение первого мирного трактата России с Бухарой, обеспечившего свободу торговли и равноправность русских торговых людей в Бухаре с подданными эмира, и новое увеличение обширной территории Туркестанского Края одним из наиболее знаменитых в истории и богатых в экономическом отношении районов Средней Азии, мы имели в виду следующие цели: познакомить наших читателей с положением, в котором находились, в начале экспедиции, войска образованного, в 1867 году, Туркестанского военного округа, с их боевой силой, боевой подготовкой, образом действий в делах с бухарцами и со степенью сопротивления, которое бухарцы проявили в экспедиции 1868 года, потребовавшую от наших войск гораздо больших жертв, чем те какие они несли прежде в делах с азиатцами.

Участвуя в этой экспедиции, мы не имели возможности быть во всех делах, и потому те дела, в которых нам удалось быть, как, например, дело 1-го мая на самаркандских высотах, 2-го июня на зирабулакских высотах и штурм Самарканда 8-го июня, [6] мы описываем как очевидец; все же остальные изложили частью по официальным документам, частью по рассказам очевидцев. Мы пользовались главнейшими официальными документами, именно теми которые относятся до экспедиции 1868 года, за исключением весьма немногих, имеющих второстепенное значение и которых нам не удалось достать. Мы старались сделать наш рассказ возможно более простым, возможно более правдивым; обо всем старались мы говорить сущую правду, как было дело, по нашему искреннему убеждению, склоняясь, впрочем, в неопределенных, случаях чаще в пользу хорошего, чем дурного. Дорожа истиной большее чем нашим словом, мы заранее изъявляем нашу признательность всякому, кто укажет нам наши невольные ошибки.

Автор.

Борьба с Бухарским эмиратом

В середине 1865 года бухарский эмир Музаффар занял Коканд и посадил на престол ханства Худояр-хана, который неоднократно изгонялся в ходе межфеодальной борьбы. Одновременно Музаффар прислал в Ташкент посольство, которое в ультимативной форме потребовало от Черняева немедленного вывода русской администрации и военных сил. Энергичные действия эмира вызвали у царского правительства опасения, что русским отрядам в Туркестанской области угрожает совместный удар Бухары и Коканда.

В связи с ухудшением русско-бухарских отношений Черняев распорядился арестовать всех бухарских купцов на подведомственной ему территории и конфисковать их товары. Он ходатайствовал перед Крыжановским о проведении подобных репрессий в Оренбургском крае и на всей территории Российской империи. В Оренбургском генерал-губернаторстве последовали примеру Черняева. При этом, однако, был нанесен серьёзный удар не только бухарским торговцам, но и тесно связанным с ними русским предпринимателям, что породило большое беспокойство правящих кругов России. Горчаков заявил, что Россия не может отступить в Средней Азии, «преклониться перед эмиром», ибо от этого зависит «наше влияние в. Средней Азии», но тем не менее назвал арест бухарских купцов и конфискацию их товаров «дикой мерой». В Петербурге эти действия были признаны вредными, «чрезмерными и опасными».

Однако в отношении Бухары было решено придерживаться твердой позиции: не давать повода к столкновениям, но и не избегать при необходимости активных действий. Милютин, как и Горчаков, подчеркивал, что вся «будущность» политики России в Средней Азии зависит от того положения, в какое царское правительство поставит себя по отношению к Бухаре.

Вскоре Крыжановский был вынужден изменить занятую позицию. Оренбургское купечество, игравшее важную роль в среднеазиатской торговле, обратилось к нему с заявлением, что Нижегородская ярмарка ожидает представителей Бухары — выгодных покупателей русских товаров, а бумагопрядильные предприятия страны крайне нуждаются в хлопке из Средней Азии. Купцы просили освободить бухарских торговцев и разрешить, им отправиться на ярмарку, снять секвестр с бухарских товаров в Оренбургском крае и восстановить свободный товарообмен между Россией и Бухарой.

В связи с этим Крыжановский пошел на уступки. Он не разрешил бухарским купцам вернуться в ханство, но позволил им под наблюдением специально созданных в Оренбурге и Троицке комиссий по бухарским делам отправиться со своими товарами на ярмарку. Это «послабление» Крыжановский обосновывал интересами «русской торговли и фабричной промышленности и возможного предоставления средств нашему купечеству продолжать выгодные для России торговые операции с Бухарой».

19 октября 1865 года Комитет министров заслушал сообщение министра финансов о состоянии русско-бухарской торговли в связи с карательными мерами, принятыми оренбургскими властями, и предложил Крыжановскому при первой возможности полностью отменить репрессии против купцов Бухары. Бухарским торговцам было объявлено, что царское правительство стремится к максимальному развитию торговых отношений со Средней Азией и что «меры строгости» были вызваны лишь враждебными действиями эмира. В то же время Комитет министров обязывал соответствующие органы приложить все усилия к расширению среднеазиатской торговли и к ограждению прав среднеазиатских купцов и не прибегать к каким-либо чрезвычайным мерам без санкции центрального правительства.

В Средней Азии тем временем обстановка продолжала обостряться. К югу от Ташкента начались столкновения между царскими войсками и отрядами Рустамбека, правителя Зачирчикского района.

Борьба шла не столько за «наследство» Кокандского ханства, которое сейчас по сути дела лишилось своих владений вне Ферганской долины, а главным образом за господство в Средней Азии. Крыжановский ещё во время своего визита в Ташкент в сентябре 1865 года ставил перед Черняевым задачу добиваться любыми средствами господствующего положения России в Туркестане.

После разгрома Коканда Бухарское ханство претендовало на гегемонию в этом районе и стремилось подчинить другие среднеазиатские владения. Но в военном отношении Бухарское ханство было чрезвычайно слабым и отсталым по сравнению с Россией. Это проявилось в первых же столкновениях с русскими отрядами. Плохо вооружённые и не обученные сарбазы Рустамбека отступили перед отрядом подполковника Пистолькорса, который в сентябре 1865 года занял небольшие населённые пункты Пскент и Келеучи, по дороге на Ходжент. Крыжановский предложил сохранить военный контроль над этой территорией, так как она снабжала Ташкент зерном.

Хотя между Россией и Бухарой уже развернулась вооружённая борьба, обе стороны делали попытки добиться своих целей дипломатическим путём. Эмир Музаффар направил в Санкт-Петербург посольство во главе с Неджметдином-ходжей, который уже бывал там в 1859 году. Однако царское правительство поручило вести переговоры оренбургскому генерал-губернатору. Посольство было задержано в Казалинске несмотря на протесты бухарского посланника. То же самое произошло и с русским посольством. Отправленное Черняевым в октябре 1865 в Бухару посольство в составе астронома К. В. Струве, связанного с торгово-промышленными кругами А. И. Глуховского и горного инженера А. С. Татаринова также было фактически арестовано местными властями.

Оба посольства энергично пытались выполнить возложенные на них задачи. Так, бухарский посланник, вопреки распоряжению Крыжановского, прибыл из Казалинска в Оренбург, а снаряженный им специальный полномочный гонец мулла Фахретдин добрался с письмом Неджметдина-ходжи даже до Петербурга. Это, однако, не дало результатов: письмо посланника, в котором он жаловался на нарушение дипломатических обычаев оренбургскими властями, не было принято, и мулле Фахретдину было предложено представить его Крыжановскому.

Ни к чему не привели и попытки представителей Российской империи установить нормальный дипломатический контакт с правящими кругами Бухарского ханства.

Министерство иностранных дел от имени царя уполномочило оренбургского генерал-губернатора вступить в переговоры с посланником Бухары, предъявив главное и основное требование — «поставить торговлю и политические отношения» России в Средней Азии «в самое благоприятное положение». Директор Азиатского департамента Стремоухов указывал, что дальнейшее применение репрессий против бухарских купцов необоснованно, так как русские караваны благополучно вернулись из ханства. Главное теперь — установление прямого и тесного контакта между русскими и ташкентскими купцами и использование Ташкента в качестве торговой базы России в Средней Азии.

Сам Крыжановский выработал обширный перечень условий, которые он собирался предъявить на переговорах. Он требовал учреждения в Бухаре торгового агентства России, уравнения русских купцов с бухарскими в правах, введения уменьшенного тарифа ввозных и вывозных пошлин, признания «самостоятельного» существования «Ташкентского государства» (под русским протекторатом с границами по рекам Сыр-Дарье и Нарыну) и свободного плавания русских судов по этим рекам и их притокам. В случае настойчивых претензий эмира на господство над Кокандским ханством Крыжановский считал возможным удовлетворить их.

Эти условия намечалось включить в договор, который должен был подписать эмир. Лишь после этого царские власти соглашались допустить бухарское посольство в Петербург для заключения «дружественного трактата» между Российской империей и Бухарским ханством.

Программа Крыжановского была в основном поддержана военным министром. В одобренной царем записке Милютин подчеркивал необходимость придерживаться принципа равноправия в русско-бухарских отношениях и предоставить Бухаре те же привилегии в торговле, которых добивалось царское правительство. Например, ханству разрешалось держать агентов в Оренбурге, Ташкенте или в других местах, «где того потребуют торговые интересы Бухары». Предоставляя эти льготы, царское правительство рассчитывало укрепить свое влияние в Бухаре.

Вместе с тем Милютин категорически отвергал притязания бухарского эмира на Коканд и вмешательства в его дела.

Поэтому программа Крыжановского, в котором оренбургский генерал-губернатор был готов ради торговых выгод пойти на определенные политические уступки Бухарскому ханству, именно в политической части не устраивала центральные правительственные органы. Правящие круги Российской империи стремились открыть широкий доступ русским купцам в Бухару, но не за счет политических уступок ханству.

Проведение в жизнь программы Крыжановского в одобренном Петербургом виде было затруднено взаимоотношениями, сложившимися между оренбургским генерал-губернатором и военным губернатором Туркестанской области. Черняев, ссылаясь на слабую осведомленность Крыжановского в местной обстановке, затягивал выполнение его указаний и добивался через Полторацкого непосредственного подчинения Туркестанской области Петербургу, минуя оренбургского генерал-губернатора. После неоднократных конфликтов Крыжановский добился санкции на замену Черняева и в конце декабря 1865 г. вызвал его в Оренбург. Это распоряжение не было передано Черняеву его начальником штаба полковником Ризенкампфом. В письме Милютину и Крыжановскому Ризенкампф объяснял свой поступок сложностью ситуации, возникшей в русско-бухарских отношениях, с которой якобы мог справиться «только начальник энергический, с полными правами, предоставленными законом, и даже лично заинтересованный в поправлении ошибки», — сам Черняев.

Фактическое пленение миссии Струве — Глуховского в Бухарском ханстве дало Крыжановскому повод для особых, нареканий на своеволие Черняева. Под предлогом «понуждения эмира» к освобождению послов Черняев предпринял военную демонстрацию: в начале января 1866 он двинул к Чиназу стрелковый батальон, а затем, перебросив туда дополнительные силы, форсировал Сыр-Дарью и направился через Голодную степь к крепости Джизак.

Поход кончился неудачей. Слабые попытки штурма крепости были отбиты бухарскими войсками, которые также затрудняли Черняеву проведение фуражировки. В середине февраля 1866 года, исчерпав запасы снаряжения и фуража и преследуемый бухарской конницей, Черняев был вынужден отступить, на правый берег Сыр-Дарьи.

Провал Джизакской экспедиции решил участь Черняева. Получив полгода тому назад в знак «монаршего благоволения» золотую саблю с бриллиантами за взятие Ташкента, он в марте 1866 года сдал должность генерал-майору Генерального штаба Д. И. Романовскому.

Эта замена не отразилась на общем ходе событий. В степи между Сыр-Дарьей и Джизаком происходили непрерывные стычки царских войск с отрядами бухарского эмира. Крыжановский, ещё недавно заявлявший о своем намерении положить конец военным походам, в письме военному министру от 7 апреля 1866 года призывал к решительным действиям против Бухары и сообщал о своём намерении вновь отправиться в Ташкент для личного руководства боями.

Царское правительство одобрило планы оренбургского генерал-губернатора и вызвало его в Петербург. Ещё до возвращения Крыжановского в Оренбург мелкие стычки между войсками России и Бухары переросли в крупное сражение в урочище Ирджар. В этом сражении (8 мая 1866 года) бухарская армия во главе с эмиром потерпела полное поражение, понесла значительные потери и была вынуждена бежать.

Немедленно вслед за этим Романовский занял важные пункты, прикрывавшие доступ в Ферганскую долину, — город Ходжент и крепость Hay. Его нимало не смущало, что они принадлежали не Бухарскому ханству, с которым велась война, а Коканду, фактически прекратившему борьбу после падения Ташкента. Впрочем, уже «ирджарское дело», инициатором которого был Романовский, показало, что он продолжает активную экспансионистскую политику своего предшественника и эти стремления находят полную поддержку в высших правительственных кругах. В Петербурге и Оренбурге закрывали глаза на противоречивый характер сообщений военного губернатора Туркестанской области, мотивировавшего свой поход на Ходжент и Hay стремлением к «точнейшему исполнению видов правительства, желающего избегать завоеваний и ограничиваться лишь такими военными действиями, которые для спокойствия края, принятого под покровительство России, и для поддержания нашего достоинства в Средней Азии крайне необходимы».

Романовский теперь настаивал на включении Hay и Ходжента в состав Российской империи, ссылаясь на «отказ» правителей Бухары и Коканда от прав на эти пункты при условии заключения мира. В Петербурге отдавали отчет в вынужденном характере этих «отказов», и военный губернатор Туркестанской области делал упор на большом стратегическом и торговом значении Ходжента. Вместе с тем он предлагал начать мирные переговоры с ханствами, так как эмир освободил посольство Струве — Глуховского (оно в начале июня 1866 года вернулось в Ташкент) и обещал немедленно отпустить всех русских купцов, задержанных в Бухаре.

После Ирджарского сражения Романовский предъявил эмиру предварительные условия мира. Они предусматривали признание Бухарским ханством всех территориальных захватов России в Средней Азии и проведение границы по Голодной степи и пустыне Кызылкум; уравнение пошлин, взимавшихся [224] с русских товаров в ханстве, с пошлинами, какими облагались бухарские товары в России; обеспечение безопасности и свободы передвижения русских купцов в Бухаре; выплату военной контрибуции.

Как подчеркивал военный губернатор Туркестанской области, он специально включил пункт с требованием контрибуции, чтобы в случае необходимости заменить его любым другим условием.

Так как Крыжановский сохранил прерогативы ведения окончательных мирных переговоров со среднеазиатскими ханствами, то после посещения Петербурга и совещаний с высшей сановной знатью он значительно расширил программу экспансионистских действий, включив в неё военные походы на Бухару и Коканд.

«Побив эмира так, как вы его побили, — писал Крыжановский Романовскому, — надо от него всего требовать, не уступая ему ни в чём». В отношении Коканда он предлагал «принять… тон высокий, третировать Худояр-хана как человека, который по положению своему должен быть вассалом России. Если обидится и будет действовать против нас, тем лучше, это даст предлог покончить с ним».

17 августа 1866 года Крыжановский приехал в Ташкент для осуществления намеченных захватнических планов. Вскоре после его приезда было официально провозглашено включение в состав Российской империи всех занятых земель — не только Ташкента, но и зачирчикских районов, Ходжента, Hay и др.

Оренбургский генерал-губернатор потребовал от бухарского эмира присылки уполномоченного для переговоров о мире. В начале сентября посол согласился принять все условия, но просил лишь исключить пункт о выплате контрибуции. Это было использовано Крыжановским в качестве предлога для начала военных действий. Ещё до окончания переговоров (5 сентября 1866 г.) Крыжановский писал Милютину, что выступает в поход против Бухары. 13 сентября он предъявил послу явно невыполнимый ультиматум: в десятидневный срок выплатить крупную контрибуцию (100 тыс. бухарских тилл). 23 сентября царские войска вторглись в пределы Бухары и вскоре штурмом заняли важные крепости — Ура-Тюбе, Джизак и Яны-Курган.

Положение в самом Бухарском ханстве к тому времени стало очень тяжелым. В Бухаре и Самарканде, как прежде в Ташкенте, сложились две группировки. Мусульманское духовенство и военная верхушка требовали от эмира Музаффара решительных действий против России, обвиняли его в малодушии и делали ставку на старшего сына эмира Абдул-Малика, по прозвищу Катта-тюра. Опираясь на многочисленных учеников религиозных школ, духовенство издало указ (фетву) о священной войне против русских. В апреле 1868 г. возглавляемая эмиром армия направилась к р. Зеравшан, оставив у себя в тылу Самарканд. Навстречу ей из Джулека двинулся русский отряд под командованием самого Кауфмана в составе 25 рот пехоты и 7 сотен казаков при 16 орудиях . Накануне столкновения русские получили неожиданного союзника. В Джизак прибыл отряд из 280 афганцев во главе с Искандер-ханом, внуком Дост-Мухаммеда. Эти афганцы находились на службе у бухарского эмира, составляя гарнизон крепости Нур-Ата. Однако, местный бек вздумал задерживать им жалование. Оскорбленные воины взяли «в возмещение убытков» два крепостных орудия и ушли к русским, разгромив по пути те бухарские отряды, которые пытались их задержать. Впоследствии Искандер-хан получил от русского командования чин подполковника, орден св. Станислава 2-й ст. и место офицера в прославленном Лейб-гвардии гусарском полку. Прервалась его служба в России совершенно неожиданно и даже нелепо. В Петербурге, во время занятий в манеже командир императорского конвоя ударил по лицу адъютанта Искандер-хана Раидиля. Искандер немедленно вызвал обидчика на дуэль, был арестован и посажен на гауптвахту. После этого гордый афганец уехал на родину, где принял покровительство англичан. Все это, однако, было потом. В описываемое время Искандер-хан добровольно присоединился к войску Кауфмана и вместе с ним шел в бой против бухарцев. 1 мая 1868 г. русские вышли на северный берег Зеравшана и увидели за рекой вражеское воинство. Прибывший от бухарцев посол просил Кауфмана не начинать военных действий, но и отводить войска эмир тоже не спешил. Около трех часов дня бухарцы открыли огонь из пушек. В ответ заговорили русские батареи, под прикрытием которых пехота начала переправу. Пройдя сначала через реку по грудь в воде, а затем по топким рисовым полям, русские солдаты нанесли бухарцам удар одновременно во фронт и с обоих флангов. «Неприятель, — вспоминал участник боя, — не ждал наших штыков и прежде, чем мы сблизились на сто шагов, оставил 21 орудие и бежал, бросая по дороге не только оружие и патронные сумы, но даже одежду и сапоги, в которых бежать трудно». Конечно, русского офицера можно заподозрить в необъективности, но в данном случае он, видимо, красок не сгустил. Бухарский литератор и дипломат Ахмад Дониш с едкой насмешкой писал: «Сражавшиеся нашли необходимым бежать: каждый бежал так, как мог бежать, бежали куда глаза глядят, бросали все имущество, снаряжение. Некоторые бежали в сторону русских, и последние, узнав их положение, накормив и напоив, отпускали их. Эмир, загрязнив штаны, тоже убежал. Никто не хотел воевать». Победа русского отряда была полной, причем с минимальными потерями: двое убитых. Остатки армии эмира отступили к Самарканду, но горожане закрыли перед ними ворота. Когда же к бывшей столице Тамерлана подошли русские войска, самаркандцы сдались.

К. Кауфман поблагодарил жителей от имени государя, а главному судье и духовному главе города кази-каляну вручил серебряную медаль. Из Самарканда 6 мая был выслан небольшой отряд майора фон Штемпеля, который захватил маленькую бухарскую крепость Челек у подножия Нуратинских гор. 11 мая Кауфман снарядил ещё одну, более крупную экспедицию в составе 6 рот солдат и 2 сотен казаков при 4 орудиях под командованием полковника Абрамова. Этот отряд отправился к г. Ургуту, расположенному в 34 км юго-восточнее Самарканда.

12 мая отряд столкнулся под стенами города с большим бухарским войском, которому и нанес сокрушительное поражение. После этого солдаты Абрамова штурмом взяли город, частично рассеяв, частично истребив его гарнизон. 14 мая экспедиция вернулась в Самарканд. 17 мая русские заняли Ката-Курган, в 66 км северо-западнее Самарканда. Все эти успехи очень испугали правителей города Шахрисабза. Этот крупный ремесленный и торговый центр, родина великого воителя Тамерлана, не раз пытался сбросить власть бухарских эмиров. Теперь шахрисабзские беки решили, что с властью Бухары покончено, но необходимо избавиться от русских. Для этого они поддержали сына эмира Абдул-Малика.

27 мая 10 тысячное войско шахрисабзцев атаковало у кишлака Кара-Тюбе, недалеко от Самарканда, отряд полковника Абрамова (8 рот и 3 сотни казаков). Но было отброшено. Это столкновение ободрило эмира Музаффара, посчитавшего, что настало время для реванша. 2 июня 1868 г. на Зирабулакских высотах, между Катта-Курганом и Бухарой произошло решающее сражение эмирского войска с отрядом самого Кауфмана. Деморализованные прежними неудачами бухарцы действовали крайне нерешительно и вновь потерпели поражение. Дорога на Бухару была открыта, а сам Музаффар собирался бежать в Хорезм.

Однако, Кауфман не мог атаковать эмирскую столицу, так как в тылу у него самого неожиданно возник очаг сопротивления. Отправляясь к Зирабулакским высотам, генерал-губернатор оставил в Самарканде очень небольшой гарнизон, состоявший из 4 рот 6-го линейного батальона, 1 роты саперов и 2 артиллерийских батарей под общим командованием майора Штемпеля. Кроме того, в городе находились нестроевые и больные солдаты 5-го и 9-го линейных батальонов, а также подполковник Н. Н. Назаров, который из-за частых ссор с сослуживцами подал прошение об отставке, но уехать не успел. Всего русский отряд насчитывал 658 человек, среди которых был и видный художник-баталист В. В. Верещагин в чине прапорщика.

2 июня эту горстку русских воинов осадила 25 тысячная армия под началом Баба-бека, пришедшая из Шахрисабза. В союзе с шахрисабзцами выступил 15-тысячный отряд киргизов во главе с Адилем-Дахты, а также восставшие жители Самарканда, численность которых также достигала 15 тысяч. Таким образом, на каждого русского воина приходилось более 80 противников. Не имея сил удерживать весь город, гарнизон сразу же отступил в цитадель, располагавшуюся у его западной стены.

«Когда мы затворили за собой ворота, — вспоминал участник событий штабс-капитан Черкасов, — неприятель ворвался в город… Под звук зурн, бой барабанов, сливавшийся с дикими криками, неприятель быстро распространился по улицам города. Не прошло и часа времени, как уже все улицы были наполнены им и развевающиеся значки стали ясно видны для нас».

Толщина стен цитадели достигала в отдельных местах 12 метров и пробить её нападавшие явно не могли. Слабым местом обороны были двое ворот: Бухарские в южной стене и Самаркандские в восточной. Боеприпасы и продовольствие у русского отряда имелись в количестве вполне достаточном для долгой обороны. Первую атаку осаждавшие произвели на Бухарские ворота, которые защищали 77 солдат под началом майора Альбедиля.

Шахрисабзцы трижды пытались выломать ворота и перебраться через стену, но каждый раз их отбивали метким ружейным огнем. Тяжелое ранение получил сам Альбедиль. Наконец, штурмующим удалось поджечь ворота. Одновременно враг наседал и у Самаркандских ворот, где держали оборону 30 солдат прапорщика Машина. Здесь нападавшие также подожгли ворота, попытались через них пройти внутрь, но солдаты выбили их штыками. В разгар боя на помощь защитникам Самаркандских ворот подоспел взвод 3-й роты под началом прапорщика Сидорова, составлявший мобильный резерв. Он помог отразить вражеский натиск, а затем стремительно бросился к Бухарским воротам и поддержал отряд Альбедиля.

Кроме ворот шахрисабзцы пытались проникнуть в цитадель через проломы в восточной стене. Поднимались они и непосредственно на стены, для чего пользовались железными крючьями, которые надевались непосредственно на руки и на ноги. Однако, везде нападавших встречал меткий огонь солдат. К вечеру атаки прекратились, но этот временный успех стоил русским дорого: было убито 20 рядовых и 2 офицера.

Утром 3 июня штурм возобновился. Оборону Бухарских ворот возглавил вместо Альбедиля подполковник Назаров, официально никакой должности не занимавший. Этот офицер имел репутацию человека храброго, но очень дерзкого, заносчивого, не признававшего никаких авторитетов, словом, «истинного туркестанца». Для ободрения солдат он приказал поставить у ворот свою походную кровать, подчеркивая, что и ночью не оставит позиции. Спать Назарову, однако, не пришлось. В 8 ч. утра шахрисабзцы, сломав обгоревшие остатки ворот, разобрали сооруженную русскими баррикаду и захватили одну пушку. Солдаты бросились в штыки, причем впереди всех был В. Верещагин. После ожесточенной рукопашной схватки осаждающие отступили, но вскоре возобновили штурм на других направлениях.

Продолжались нападения и в течение двух последующих дней, причем он сочетались с постоянными обстрелами цитадели. Редевшему от вражеских пуль гарнизону приходилось не только отбивать атаки, но и тушить пожары, заваливать мешками с землей ворота делать вылазки за крепостные стены.

Только 8 июля к Самарканду вернулось войско Кауфмана, обратившее шахрисабзцев и киргизов в бегство. В течение 8-дневной обороны русские потеряли убитыми 49 человек (в том числе 3 офицеров), а ранеными 172 человек (5 офицеров).

В наказание за мятеж Кауфман отдал город на три дня на разграбление. «Несмотря на назначение многочисленных патрулей, — вспоминал В. Верещагин, — много темных дел совершилось в эти три дня». Кстати, именно оборона Самарканда вдохновила художника на одну из самых знаменитых его картин — «Смертельно раненный» (1873 г.). Сам Верещагин описывал в своих мемуарах, как во время схватки за ворота солдат, сраженный пулей, «выпустил из рук ружье, схватился за грудь и побежал по площадке вкруговую, крича: «Ой, братцы, убили, ой, убили! Ой, смерть моя пришла!»

Затем, рассказывал живописец, «бедняк ничего уже не слышал, он описал ещё круг, пошатнулся, упал навзничь, умер, и его патроны пошли в мой запас».

Во время боев в Самарканде эмир Музаффар, испугавшись, что победа шахрисабзцев, поколеблет не только русскую власть, но и его собственную, разослал несколько ложных писем о том, что бухарское войско готовится к походу на Шахрисабз. Это обстоятельство, наряду с подходом сил Кауфмана, способствовало уходу осаждавших из Самарканда.

В июне к русскому командованию прибыл посол эмира Мусса-бек и между Россией и Бухарой был заключен договор.
Бухарцы официально признали вхождение Ходжента, Ура-Тюбе и Джизака в состав Российской империи. Они обязались также выплатить 500 тыс. руб. контрибуции, причем для обеспечения исполнения этого пункта Самарканд и Катта-Курган подлежали временной оккупации русскими. Из вновь занятых территорий был организован Зеравшанский округ, начальником которого стал произведенный в генерал-майоры Абрамов.